Мобильная версияРаз раздел пустой, то я решил опубликовать здесь курсовую работу по трагедии Софокла "Антигона", которую мой однокурсник написал в прошлом году.
Внимание! Курсовую он написал сам, а не скачал с инета!
Я не хотел бы, что форум стал местом, куда ходят лентяи, чтобы набрать материала, курсовых и прочего, нечего при этом не делая. Просто хочется, чтобы в этом разделе тоже был бы материал и обсуждения. Если не нравится то, что я сделал - можете удалить))
Софокл, "Антигона" ⇐ Античная литература
-
Автор темыМастер Буквоед
- Всего сообщений: 6
- Зарегистрирован: 09.11.2008
- Образование: студент
- Откуда: Москва
- Контактная информация:
Софокл, "Антигона"
Мой литературный сайт и форум
http://litistina.ru
http://litistinafm.mybb.ru
Публикация произведений начинающих авторов,критика,литературные конкурсы и игры,книжные новости, библиотека,много общения
http://litistina.ru
http://litistinafm.mybb.ru
Публикация произведений начинающих авторов,критика,литературные конкурсы и игры,книжные новости, библиотека,много общения
-
Автор темыМастер Буквоед
- Всего сообщений: 6
- Зарегистрирован: 09.11.2008
- Образование: студент
- Откуда: Москва
- Контактная информация:
Re: Софокл, "Антигона"
ГЛАВА 1
«Достоинство человека» - понятие многозначное. В большинстве случаев оно трактуется как «совокупность высоких моральных качеств и уважение этих качеств в самом себе», но я употребляю его здесь в значении «ценность», «то, что считается достойным». В разные эпохи и в разных цивилизациях достойным признавалось разное поведение, и по нему можно судить о том обществе, где бытовали эти нормы. В этом смысле особый интерес представляет для нас Древняя Греция, поскольку её культура оказала огромное влияние на развитие всей европейской цивилизации. Античное наследие будет актуально во все времена, потому что содержит вечные образы и идеи, касающиеся фундаментальных аспектов бытия. Достижения древнегреческой мысли можно без преувеличения назвать великими, потому что они были первыми; в этой связи полезно будет выяснить, что же считали великие эллины пристойным для человека.
В Греции самым популярным литературным жанром была драма, особенно трагедия. Она выросла из религиозных торжеств в честь Диониса, что надолго закрепило за ней некий полусвященный характер. Если сначала в трагедиях изображались боги и герои или уж, во всяком случае, титанические и монолитные личности (как у Эсхила), то в дальнейшем (с конца V века) изображаемые персонажи всё больше становятся похожи на обычных людей. Однако психологическая противоречивость характеров появляется только в трагедиях Еврипида, а до этого Софоклом был выведен образ «человека долженствования». Это значит, что второй из великих греческих драматургов придавал своим положительным персонажам те качества, которые, на его взгляд, составляли достоинство человека. Конечно, может возникнуть вопрос, соответствует ли мировоззрение Софокла взглядам его современников и можно ли по нему судить об эпохе, но этот вопрос будет рассмотрен ниже.
На первом плане у Софокла проблема нравственного выбора, который может привести героя как к добру, так и к злу. В наиболее знаменитых трагедиях этого драматурга – «Аяксе», «Эдипе-царе» и «Антигоне» – на долю главного героя выпадает тяжкое испытание, посланное богами, и человеку остаётся или изменить себе, или погибнуть (в том числе и в глазах общества, как Эдип). В «Аяксе» конфликт состоит в том, что герой, чей разум был затуманен богами, невольно покрыл себя бесчестием, но принял на себя всю ответственность за содеянное и покончил с собой. Во второй трагедии царь Эдип, исполненный желания спасти Фивы от скверны, разыскивает ужасного преступника, убившего своего отца и женившегося на матери, а когда выяснилось, что всё это в своё время по неведению совершил он сам, Эдип ослепляет себя и уходит в изгнание. Здесь, как видим, герой вновь берёт на себя ответственность за невольно совершённые преступления и вершит над собой справедливый суд. В «Антигоне» дочь Эдипа, невзирая на запрет нового фиванского царя, хоронит своего брата Полиника, пошедшего войной на родной город, и за это её обрекают на смерть. В спорах между Антигоной и Креонтом выясняется, в чём ценность человека и какие поступки считать достойными. Поэтому для ответа на вопрос, которому посвящено данное исследование, я обращаюсь именно к «Антигоне».
С эпохи Возрождения и до наших дней были написаны десятки произведений на сюжет «Антигоны», причём в них встречаются самые разные трактовки образа героини. Что же касается самой софокловской трагедии, то многие исследователи вслед за Гегелем видят в ней конфликт между семейным правом и требованиями государства, причём Креонт и Антигона по-своему и правы, и неправы и из-за своей непримиримости погибают. Но, как оказалось, такая трактовка не вполне соответствует тексту трагедии, особенно если учитывать менталитет древних греков и мировоззрение Софокла в частности.
При анализе античной драмы следует помнить, что в афинском театре не было афиш, а текст никому не был известен заранее, кроме автора и актёров, так что драматург всегда рассчитывал на сиюминутное, цельное восприятие постановки. Поэтому, чтобы удержать внимание зрителей, пьеса должна была быть актуальна и понятна народу, а значит, анализировать её без учёта исторических условий нельзя. Какова же была обстановка в Афинском государстве в V веке до н. э.?
Ещё в VI веке Афинский полис был обычной рабовладельческой республикой, где у власти стояли аристократы. К началу V века вражда знати и демоса начала нарастать, и эта борьба увенчалась свержением потомков тирана Писистрата и реформой Клисфена от 507 г., ограничившей права архонтов. В связи с этим социальным завоеванием выросло самосознание народа, который отныне был не стадом, нуждающимся в погонщике, а сообществом полноправных граждан, достойных управления государством. Это способствовало росту патриотизма, что позволило грекам разбить персидские полчища у Марафона (490), Саламина (480) и Платеи (479). В 477 году был создан Делосский Морской союз, и с этого события началось постепенное вырождение афинской демократии.
Сначала союз действительно способствовал укреплению обороноспособности Греции, но по мере ослабления мощи Персидского государства всё очевиднее становились великодержавные устремления Афин. Так, например, когда в конце 460-ых годов попытались выйти из союза Наксос, Фасос и Эгина, против них была применена военная сила. В 454 году после заключения мира с Персией казна Морского союза была перевезена из Делоса в Афины, причём все союзные государства, кроме Лесбоса, Хиоса и Самоса, вместо поставок кораблей должны были платить в казну особый взнос – форос, то есть, по сути, превращались в данников Афин. Пользуясь своим господствующим положением в Элладе, Афины разными способами эксплуатировали союзников. Во-первых, полноправным гражданином Афин мог быть только тот, кто был сыном граждан, обладал земельным наделом и имел доспехи и вооружение. Однако в Аттике не хватало земли для стремительно растущего сословия граждан, и поэтому Афины отнимали земли у своих союзников, чтобы разместить на них клерухии – особые колонии, население которых пользовалось всеми правами в метрополии. Кроме того, после реформы Эфиальта от 461 года (политическая власть перешла от ареопага к Совету Пятисот, а судебная – к суду присяжных) началось широкое привлечение демоса к общественной деятельности, за которую с 457 года стали платить жалование, а ещё в обязанность каждого гражданина было вменено посещение театра. Чтобы даже беднейшие афиняне могли исполнить этот долг, им выдавались деньги на билет – теорикон. Все эти издержки государство покрывало за счёт казны Морского союза, что вызывало протест других его участников, что в итоге привело к междоусобным войнам, в частности к войне с Самосом в 441 году (тот самый год, на который Софокл был избран стратегом). Таким образом, афинская демократия – самая передовая на то время форма государства – существовала за счёт угнетения других стран.
Вторым противоречием было то, что афиняне свято верили в то, что демократию им даровали боги, чтобы воцарилось согласие. Несмотря на то, что в повседневной жизни приходилось постоянно опираться на разум, в Аттике огромным авторитетом пользовались прорицатели и жрецы. Третье противоречие было в том, что на фоне широты гражданских прав то и дело выходили законы, суживающие круг полноценных граждан. Так, например, в 451 году вышел закон, исключающий из числа граждан «чужеземцев», то есть родившихся от смешанных браков. Этот закон был вызван чисто экономическими соображениями, однако повлёк своеобразный шовинизм «чистокровных» афинян.
Впрочем, когда мы говорим «закон», следует помнить, что в V веке греки считали основными признаками закона его постоянство и «предустановленность». К таким «вечным», «божественным» законам относятся: чтить богов, чтить родителей, не вступать в запретные браки, платить добром за добро, уважать стариков, производить погребальный обряд над усопшими, отражать неприятеля. В V веке, то есть во времена Софокла, шла оживлённая дискуссия о том, что можно считать правомочным законом, а что – произволом. Историк Геродот утверждал, что историю движут боги, а значит, правильными являются только божественные законы. С другой стороны, софист Протагор выдвинул тезис: «Человек есть мера всех вещей», что позволяло считать подлинным законом тот, который принят по решению Народного собрания. Постановка «Антигоны» приходится как раз на переломный период, когда изменения в законы вносились, но считались исключительными мерами, причём тот, кто вносил на рассмотрение закон, противоречащий древним неписанным нормам, карался смертью. Так что споры Антигоны и Креонта, песнопения хора и весь драматический конфликт имели в глазах афинян огромную остроту, так что неудивительно, что Софокл получил первое место за эту трагедию.
Поскольку древнегреческая драма брала сюжеты в основном из мифов, следует выяснить, что говорило зрителям имя Антигоны. В целом, публике было известно лишь то, что Антигона была дочерью Эдипа, причём этот миф существовал в двух вариантах: фиванском и афинском. Они повествуют о событиях, происходивших в Фивах за поколение до Троянской войны. Согласно мифу, после того, как открылись невольные преступления Эдипа и повесилась его мать-жена Эпикаста, сам Эдип продолжил царствовать, и от второго брака у него было два сына и две дочери. После смерти Эдипа его сыновья Полиник и Этеокл не смогли поделить между собой власть, и изгнанный Полиник привёл на Фивы аргосские войска, которые, однако, были разбиты. При этом Этеокл и Полиник в поединке одновременно убили друг друга. Афинская версия добавляет, что фиванцы не хотели хоронить семерых вражеских полководцев, однако афинский царь Тезей выступил в защиту благочестия и заставил их захоронить мёртвых. Об Антигоне в обоих вариантах мифа не упоминается. Её имя впервые прозвучало только в финале трагедии Эсхила «Семеро против Фив», содержание которого напоминает пролог «Антигоны». Но по результатам современных исследований, этот «второй финал» был добавлен в IV-III веке, чтобы согласовать две великие трагедии. В пользу этого говорит тот факт, что у Эсхила смерть Полиника и Этеокла смыла проклятие, висевшее над родом Лабдакидов, и бедствия должны были на этом прекратиться. Да и потом, решение Антигоны похоронить брата-изменника вопреки воле города породило бы новый драматический конфликт, в то время как в античной драме конфликт предполагался только один. Всё это означает, что Софокл сам придумал и запрет Креонта, и самоубийственный подвиг Антигоны, и кровавую развязку. Впрочем, в таком вольном обращении со священными мифами нет ничего необычного: ведь в том и заключался смысл драмы, чтобы выбрать такой вариант мифа, на основе которого можно было сильнее заострить конфликт и нагляднее доказать свои идеи.
Плавно переходя к анализу текста трагедии, я напомню, что Софокл, как передовой человек своего времени, был гуманистом и воздавал должное величию человеческого разума. Это можно видеть в первом стасиме, где хор фиванских старейшин воспевает хитрость и ум человека. Разве не достойно удивления и восхищения умение человека переправляться на корабле через ревущее море, или земледелие, или ловля зверей себе в пищу, или одомашнивание скота? «Всё он умеет; от всякой напасти верное средство себе он нашёл» и «Мысли его – они ветра быстрее; речи своей научился он сам», однако нельзя не отметить двусмысленности в оценке человека. Во фразе:
Много есть чудес на свете,
Человек – их всех чудесней, – греческое слово «чудесный» имеет так же значение «необычный, несущий угрозу», ведь:
Это искусство толкает его
То ко благим, то к позорным деяньям.
При этом благими деяниями здесь называются почитание законов страны и справедливые решения в суде. Впрочем, что бы человек ни делал, неумолимый рок настигнет его, что обернётся по меньшей мере смертью в назначенный час:
Но лишь почует он близость Аида,
Как понапрасну на помощь зовёт.
О бессилии человека перед лицом судьбы хор упоминает в пароде, а также во втором и четвёртом стасимах.
Во-первых, пагубно и глупо кичиться своим могуществом и силой, потому что они непостоянны. Вот, например, воины Аргоса, пытавшиеся разрушить семивратные Фивы. Несмотря на блестящие доспехи и грозный вид, они «быстрым бегом назад бегут», «ибо Зевс хвастунов громогласный язык ненавидит извечно» и «за кичливую спесь мечет молнию в них». В самом деле, разве сломит высокомерье человека силу Зевса?
Он – властитель всемогущий
И вовек не ведал старости…
…Лишь один закон всесилен:
Не проходит безмятежно человеческая жизнь.
Если кому-то по воле божьей суждены беды, то он не избегнет их, «пока не сгинет род». Так пострадал не только Лабдаков род, но и потомки богов, например, Даная, заточённая в крепость и умершая там, несмотря на «родовитость» и заступничество Зевса; Ликург, заключённый в скалу за попытку запретить культ Диониса; Ниоба, внучка Зевса, которая лишилась своих четырнадцати детей за то, что она похвалялась своей плодовитостью перед богиней Ледой, матерью Аполлона и Артемиды. Отсюда хор делает вывод, что нельзя чрезмерно возноситься, потому что это нарушает естественный ход вещей и приводит к трагическим последствиям.
В самом деле, неумолимость рока – это ещё не повод для пессимизма, ведь боги сотворили мир гармоничным, и чтобы люди тоже могли приобщиться к этой гармонии, установили для них вечные законы. Их я привёл во вступительной части, и, как видим, они содержат простейшие нормы жизни в обществе и призваны обеспечить элементарное выживание людей. Эти неписанные нормы сложились в архаичную эпоху родоплеменных отношений, но сами греки верили в их прямое божественное происхождение. В соответствии с мифом о Золотом, Серебряном, Бронзовом и Железном веках, каждое поколение несчастнее предыдущего, а значит древние законы являются наилучшими. Конечно, жизнь слишком сложна и многогранна, и не все её стороны описаны в божественных законах, поэтому людям, особенно правителям, приходится принимать самостоятельные решения. Если правитель мудр и благочестив, он будет издавать указы, не противоречащие неписаным нормам; но, к сожалению, людей, стоящих у власти, нередко ослепляет гордыня, и они учиняют произвол. В этом кроется причина бедствий целых государств, и чтобы уяснить, как людей затягивает в эту бездну, мы рассмотрим образ Креонта.
«Достоинство человека» - понятие многозначное. В большинстве случаев оно трактуется как «совокупность высоких моральных качеств и уважение этих качеств в самом себе», но я употребляю его здесь в значении «ценность», «то, что считается достойным». В разные эпохи и в разных цивилизациях достойным признавалось разное поведение, и по нему можно судить о том обществе, где бытовали эти нормы. В этом смысле особый интерес представляет для нас Древняя Греция, поскольку её культура оказала огромное влияние на развитие всей европейской цивилизации. Античное наследие будет актуально во все времена, потому что содержит вечные образы и идеи, касающиеся фундаментальных аспектов бытия. Достижения древнегреческой мысли можно без преувеличения назвать великими, потому что они были первыми; в этой связи полезно будет выяснить, что же считали великие эллины пристойным для человека.
В Греции самым популярным литературным жанром была драма, особенно трагедия. Она выросла из религиозных торжеств в честь Диониса, что надолго закрепило за ней некий полусвященный характер. Если сначала в трагедиях изображались боги и герои или уж, во всяком случае, титанические и монолитные личности (как у Эсхила), то в дальнейшем (с конца V века) изображаемые персонажи всё больше становятся похожи на обычных людей. Однако психологическая противоречивость характеров появляется только в трагедиях Еврипида, а до этого Софоклом был выведен образ «человека долженствования». Это значит, что второй из великих греческих драматургов придавал своим положительным персонажам те качества, которые, на его взгляд, составляли достоинство человека. Конечно, может возникнуть вопрос, соответствует ли мировоззрение Софокла взглядам его современников и можно ли по нему судить об эпохе, но этот вопрос будет рассмотрен ниже.
На первом плане у Софокла проблема нравственного выбора, который может привести героя как к добру, так и к злу. В наиболее знаменитых трагедиях этого драматурга – «Аяксе», «Эдипе-царе» и «Антигоне» – на долю главного героя выпадает тяжкое испытание, посланное богами, и человеку остаётся или изменить себе, или погибнуть (в том числе и в глазах общества, как Эдип). В «Аяксе» конфликт состоит в том, что герой, чей разум был затуманен богами, невольно покрыл себя бесчестием, но принял на себя всю ответственность за содеянное и покончил с собой. Во второй трагедии царь Эдип, исполненный желания спасти Фивы от скверны, разыскивает ужасного преступника, убившего своего отца и женившегося на матери, а когда выяснилось, что всё это в своё время по неведению совершил он сам, Эдип ослепляет себя и уходит в изгнание. Здесь, как видим, герой вновь берёт на себя ответственность за невольно совершённые преступления и вершит над собой справедливый суд. В «Антигоне» дочь Эдипа, невзирая на запрет нового фиванского царя, хоронит своего брата Полиника, пошедшего войной на родной город, и за это её обрекают на смерть. В спорах между Антигоной и Креонтом выясняется, в чём ценность человека и какие поступки считать достойными. Поэтому для ответа на вопрос, которому посвящено данное исследование, я обращаюсь именно к «Антигоне».
С эпохи Возрождения и до наших дней были написаны десятки произведений на сюжет «Антигоны», причём в них встречаются самые разные трактовки образа героини. Что же касается самой софокловской трагедии, то многие исследователи вслед за Гегелем видят в ней конфликт между семейным правом и требованиями государства, причём Креонт и Антигона по-своему и правы, и неправы и из-за своей непримиримости погибают. Но, как оказалось, такая трактовка не вполне соответствует тексту трагедии, особенно если учитывать менталитет древних греков и мировоззрение Софокла в частности.
При анализе античной драмы следует помнить, что в афинском театре не было афиш, а текст никому не был известен заранее, кроме автора и актёров, так что драматург всегда рассчитывал на сиюминутное, цельное восприятие постановки. Поэтому, чтобы удержать внимание зрителей, пьеса должна была быть актуальна и понятна народу, а значит, анализировать её без учёта исторических условий нельзя. Какова же была обстановка в Афинском государстве в V веке до н. э.?
Ещё в VI веке Афинский полис был обычной рабовладельческой республикой, где у власти стояли аристократы. К началу V века вражда знати и демоса начала нарастать, и эта борьба увенчалась свержением потомков тирана Писистрата и реформой Клисфена от 507 г., ограничившей права архонтов. В связи с этим социальным завоеванием выросло самосознание народа, который отныне был не стадом, нуждающимся в погонщике, а сообществом полноправных граждан, достойных управления государством. Это способствовало росту патриотизма, что позволило грекам разбить персидские полчища у Марафона (490), Саламина (480) и Платеи (479). В 477 году был создан Делосский Морской союз, и с этого события началось постепенное вырождение афинской демократии.
Сначала союз действительно способствовал укреплению обороноспособности Греции, но по мере ослабления мощи Персидского государства всё очевиднее становились великодержавные устремления Афин. Так, например, когда в конце 460-ых годов попытались выйти из союза Наксос, Фасос и Эгина, против них была применена военная сила. В 454 году после заключения мира с Персией казна Морского союза была перевезена из Делоса в Афины, причём все союзные государства, кроме Лесбоса, Хиоса и Самоса, вместо поставок кораблей должны были платить в казну особый взнос – форос, то есть, по сути, превращались в данников Афин. Пользуясь своим господствующим положением в Элладе, Афины разными способами эксплуатировали союзников. Во-первых, полноправным гражданином Афин мог быть только тот, кто был сыном граждан, обладал земельным наделом и имел доспехи и вооружение. Однако в Аттике не хватало земли для стремительно растущего сословия граждан, и поэтому Афины отнимали земли у своих союзников, чтобы разместить на них клерухии – особые колонии, население которых пользовалось всеми правами в метрополии. Кроме того, после реформы Эфиальта от 461 года (политическая власть перешла от ареопага к Совету Пятисот, а судебная – к суду присяжных) началось широкое привлечение демоса к общественной деятельности, за которую с 457 года стали платить жалование, а ещё в обязанность каждого гражданина было вменено посещение театра. Чтобы даже беднейшие афиняне могли исполнить этот долг, им выдавались деньги на билет – теорикон. Все эти издержки государство покрывало за счёт казны Морского союза, что вызывало протест других его участников, что в итоге привело к междоусобным войнам, в частности к войне с Самосом в 441 году (тот самый год, на который Софокл был избран стратегом). Таким образом, афинская демократия – самая передовая на то время форма государства – существовала за счёт угнетения других стран.
Вторым противоречием было то, что афиняне свято верили в то, что демократию им даровали боги, чтобы воцарилось согласие. Несмотря на то, что в повседневной жизни приходилось постоянно опираться на разум, в Аттике огромным авторитетом пользовались прорицатели и жрецы. Третье противоречие было в том, что на фоне широты гражданских прав то и дело выходили законы, суживающие круг полноценных граждан. Так, например, в 451 году вышел закон, исключающий из числа граждан «чужеземцев», то есть родившихся от смешанных браков. Этот закон был вызван чисто экономическими соображениями, однако повлёк своеобразный шовинизм «чистокровных» афинян.
Впрочем, когда мы говорим «закон», следует помнить, что в V веке греки считали основными признаками закона его постоянство и «предустановленность». К таким «вечным», «божественным» законам относятся: чтить богов, чтить родителей, не вступать в запретные браки, платить добром за добро, уважать стариков, производить погребальный обряд над усопшими, отражать неприятеля. В V веке, то есть во времена Софокла, шла оживлённая дискуссия о том, что можно считать правомочным законом, а что – произволом. Историк Геродот утверждал, что историю движут боги, а значит, правильными являются только божественные законы. С другой стороны, софист Протагор выдвинул тезис: «Человек есть мера всех вещей», что позволяло считать подлинным законом тот, который принят по решению Народного собрания. Постановка «Антигоны» приходится как раз на переломный период, когда изменения в законы вносились, но считались исключительными мерами, причём тот, кто вносил на рассмотрение закон, противоречащий древним неписанным нормам, карался смертью. Так что споры Антигоны и Креонта, песнопения хора и весь драматический конфликт имели в глазах афинян огромную остроту, так что неудивительно, что Софокл получил первое место за эту трагедию.
Поскольку древнегреческая драма брала сюжеты в основном из мифов, следует выяснить, что говорило зрителям имя Антигоны. В целом, публике было известно лишь то, что Антигона была дочерью Эдипа, причём этот миф существовал в двух вариантах: фиванском и афинском. Они повествуют о событиях, происходивших в Фивах за поколение до Троянской войны. Согласно мифу, после того, как открылись невольные преступления Эдипа и повесилась его мать-жена Эпикаста, сам Эдип продолжил царствовать, и от второго брака у него было два сына и две дочери. После смерти Эдипа его сыновья Полиник и Этеокл не смогли поделить между собой власть, и изгнанный Полиник привёл на Фивы аргосские войска, которые, однако, были разбиты. При этом Этеокл и Полиник в поединке одновременно убили друг друга. Афинская версия добавляет, что фиванцы не хотели хоронить семерых вражеских полководцев, однако афинский царь Тезей выступил в защиту благочестия и заставил их захоронить мёртвых. Об Антигоне в обоих вариантах мифа не упоминается. Её имя впервые прозвучало только в финале трагедии Эсхила «Семеро против Фив», содержание которого напоминает пролог «Антигоны». Но по результатам современных исследований, этот «второй финал» был добавлен в IV-III веке, чтобы согласовать две великие трагедии. В пользу этого говорит тот факт, что у Эсхила смерть Полиника и Этеокла смыла проклятие, висевшее над родом Лабдакидов, и бедствия должны были на этом прекратиться. Да и потом, решение Антигоны похоронить брата-изменника вопреки воле города породило бы новый драматический конфликт, в то время как в античной драме конфликт предполагался только один. Всё это означает, что Софокл сам придумал и запрет Креонта, и самоубийственный подвиг Антигоны, и кровавую развязку. Впрочем, в таком вольном обращении со священными мифами нет ничего необычного: ведь в том и заключался смысл драмы, чтобы выбрать такой вариант мифа, на основе которого можно было сильнее заострить конфликт и нагляднее доказать свои идеи.
Плавно переходя к анализу текста трагедии, я напомню, что Софокл, как передовой человек своего времени, был гуманистом и воздавал должное величию человеческого разума. Это можно видеть в первом стасиме, где хор фиванских старейшин воспевает хитрость и ум человека. Разве не достойно удивления и восхищения умение человека переправляться на корабле через ревущее море, или земледелие, или ловля зверей себе в пищу, или одомашнивание скота? «Всё он умеет; от всякой напасти верное средство себе он нашёл» и «Мысли его – они ветра быстрее; речи своей научился он сам», однако нельзя не отметить двусмысленности в оценке человека. Во фразе:
Много есть чудес на свете,
Человек – их всех чудесней, – греческое слово «чудесный» имеет так же значение «необычный, несущий угрозу», ведь:
Это искусство толкает его
То ко благим, то к позорным деяньям.
При этом благими деяниями здесь называются почитание законов страны и справедливые решения в суде. Впрочем, что бы человек ни делал, неумолимый рок настигнет его, что обернётся по меньшей мере смертью в назначенный час:
Но лишь почует он близость Аида,
Как понапрасну на помощь зовёт.
О бессилии человека перед лицом судьбы хор упоминает в пароде, а также во втором и четвёртом стасимах.
Во-первых, пагубно и глупо кичиться своим могуществом и силой, потому что они непостоянны. Вот, например, воины Аргоса, пытавшиеся разрушить семивратные Фивы. Несмотря на блестящие доспехи и грозный вид, они «быстрым бегом назад бегут», «ибо Зевс хвастунов громогласный язык ненавидит извечно» и «за кичливую спесь мечет молнию в них». В самом деле, разве сломит высокомерье человека силу Зевса?
Он – властитель всемогущий
И вовек не ведал старости…
…Лишь один закон всесилен:
Не проходит безмятежно человеческая жизнь.
Если кому-то по воле божьей суждены беды, то он не избегнет их, «пока не сгинет род». Так пострадал не только Лабдаков род, но и потомки богов, например, Даная, заточённая в крепость и умершая там, несмотря на «родовитость» и заступничество Зевса; Ликург, заключённый в скалу за попытку запретить культ Диониса; Ниоба, внучка Зевса, которая лишилась своих четырнадцати детей за то, что она похвалялась своей плодовитостью перед богиней Ледой, матерью Аполлона и Артемиды. Отсюда хор делает вывод, что нельзя чрезмерно возноситься, потому что это нарушает естественный ход вещей и приводит к трагическим последствиям.
В самом деле, неумолимость рока – это ещё не повод для пессимизма, ведь боги сотворили мир гармоничным, и чтобы люди тоже могли приобщиться к этой гармонии, установили для них вечные законы. Их я привёл во вступительной части, и, как видим, они содержат простейшие нормы жизни в обществе и призваны обеспечить элементарное выживание людей. Эти неписанные нормы сложились в архаичную эпоху родоплеменных отношений, но сами греки верили в их прямое божественное происхождение. В соответствии с мифом о Золотом, Серебряном, Бронзовом и Железном веках, каждое поколение несчастнее предыдущего, а значит древние законы являются наилучшими. Конечно, жизнь слишком сложна и многогранна, и не все её стороны описаны в божественных законах, поэтому людям, особенно правителям, приходится принимать самостоятельные решения. Если правитель мудр и благочестив, он будет издавать указы, не противоречащие неписаным нормам; но, к сожалению, людей, стоящих у власти, нередко ослепляет гордыня, и они учиняют произвол. В этом кроется причина бедствий целых государств, и чтобы уяснить, как людей затягивает в эту бездну, мы рассмотрим образ Креонта.
Мой литературный сайт и форум
http://litistina.ru
http://litistinafm.mybb.ru
Публикация произведений начинающих авторов,критика,литературные конкурсы и игры,книжные новости, библиотека,много общения
http://litistina.ru
http://litistinafm.mybb.ru
Публикация произведений начинающих авторов,критика,литературные конкурсы и игры,книжные новости, библиотека,много общения
-
Автор темыМастер Буквоед
- Всего сообщений: 6
- Зарегистрирован: 09.11.2008
- Образование: студент
- Откуда: Москва
- Контактная информация:
Re: Софокл, "Антигона"
ГЛАВА 2
Креонт появляется на сцене с выходным монологом, в котором сразу же высказывает свои взгляды на то, каким должен быть хороший правитель и кого следует считать порядочным гражданином. Вначале он уважительно обращается к хору: он послал вестников, чтобы они поимённо созвали старейшин. Креонт отмечает:
…Знаю, как вы Лая
Державную прилежно чтили власть, – на основании этого он совершенно резонно требует и к себе не меньшего почтения, тем более что образ его мыслей говорит о государственной мудрости: в самом деле, плох тот царь, который «и советам добрым не внимает, и уст не размыкает, страхом скован», особенно если он при этом «чтит друга больше, чем Отчизну». Креонт говорит, что он никогда не возьмёт к себе в друзья врага государства, потому что оно – «всем нам прибежище»; он готов царствовать не ради себя, а ради Фив: «Таким заветом возвеличу город».
Сообразно с высказанными принципами новый царь распоряжается с телами Этеокла и Полиника: первый, павший в бою за город, с почестями предан земле, а второй за свою измену будет в знак позора оставлен на растерзание хищным птицам и псам.
Так я решил – и никогда злодей
Почтён не будет мной как справедливый.
Хор пока ещё не усматривает в этих рассуждениях ничего предосудительного и даже говорит:
Закон какой угодно применять
Ты можешь и к умершим и к живущим.
Однако с точки зрения Софокла, уже здесь содержится ошибка: человеческая, пусть даже царская, власть имеет силу только в мире живых, а мёртвые принадлежат подземным богам, которыми, как известно, установлен неписаный закон: хоронить умерших. Таким образом, в основе понятия Креонта о справедливости лежит неверная предпосылка, как будто царь имеет право по своему произволу распоряжаться всем, что находится на подвластной ему земле. С его точки зрения, если правитель своей целью ставит заботу о благе города и ставит его выше чьих бы то ни было личных интересов, то власть такого правителя отождествляется с благом всего народа, и идти против неё – значит идти против всех. Креонт, однако, на этом не останавливается и, судя по всему, считает, что любое сопротивление его воле равнозначно государственной измене.
Поскольку такое сопротивление возникло, Креонт повсюду начал видеть мятеж против своей власти, а значит, и против города; этим и объясняется его гнев в разговоре со стражем, который принёс весть о нарушении царского запрета. Так как Креонт искренне уверен в справедливости и разумности своего указа, то причину его нарушения он усматривает в порочности кого-то из граждан и продажности стражей, которых подкупил предполагаемый мятежник:
…Но всё ж корысть
Людей прельщает и ведёт на гибель.
Только злокозненный враг города мог почтить погребением того, «кто шёл сюда затем, чтоб выжечь храмы… и область и законы разорить». Креонт произносит справедливую в целом тираду о том, что деньги толкают людей на «бесстыдные поступки», однако здесь же он выражает недовольство тем, что многие в Фивах «под ярмом, как должно, не держат выи, мною недовольны». По этой фразе видно, что Креонт считает «должным» рабское повиновение граждан, которым следует покорно исполнять всё, что им прикажут. Он грозит стражам жестокой расправой за их «продажность» и даже не допускает мысли, что он может заблуждаться:
Что ими эти стражи склонены
За плату, превосходно знаю я.
Подобная самоуверенность в сочетании с подозрительностью свидетельствуют о том, что Креонт уже начал превращаться в тирана, в чём не остаётся сомнения после его спора с Антигоной. В этой сцене мы видим столкновение двух разных взглядов на жизнь: первый основан на том, что родственный долг превыше сомнительных общественных интересов, а второй, напротив, предписывает во всём руководствоваться благом государства. Чтобы глубже понять сущность этого конфликта, следует обратиться к греческому тексту трагедии, из которого становится ясно, что противоречие кроется в разной трактовке Антигоной и Креонтом таких основополагающих понятий, как “philos” (друг) и “почитание”. “Philos”?дословно означает «любимый», причём Антигона везде употребляет это слово в значении «свой, родной»; с её точки зрения, Полиник и Этеокл – не предатель и герой, а просто её несчастные братья. Поэтому она и говорит Креонту: «Я рождена любить, не ненавидеть». Креонт же этого понять не может, потому что для него?”philos” - это тот самый друг и соратник, которого можно обрести, «плывя одной дорогой» с Отчизной. Такой друг любим лишь постольку, поскольку он самоотверженно служит стране и лично её правителю, а если он предаст, то его следует не только уничтожить, но даже и после смерти подвергать посрамлению.
Здесь возникает расхождение в трактовке ещё одного ключевого понятия – “почитание”. С общепринятой в Греции точки зрения, которой придерживается и Антигона, каждому человеку после смерти полагается некое минимальное уважение в силу его принадлежности к человеческому роду - самому совершенному из божественных творений. В частности, покойный Полиник, несмотря на все преступления, которые он совершил при жизни, достоин всё же определённого почтения, которое полагается ему как свободному человеку. Креонт, однако, продолжает стоять на том, что земные законы распространяются и на живых, и на мёртвых, и «почитание» в его понимании – это исключительно почитание царской власти. Креонт упорно отрицает, что «один закон Аида для обоих»: и для «защитника», и для «опустошителя». Он твёрдо убеждён, что «не станет другом враг и после смерти», и поэтому не понимает Антигону, которая готова почтить одинаково обоих братьев, несмотря на то, что при жизни они были врагами и убили друг друга.
Антигона, впрочем, объясняет Креонту, что с её стороны было бы неразумно «устрашившись гнева человека, потом ответ держать перед богами», которые наказывают нарушителей своих законов страшнее, чем это может сделать Креонт. Да и потом, если уж всё равно рано или поздно придётся отправиться в Аид, то лучше «до срока умереть», но зато исполнить долг перед своими родными. По мнению Креонта, однако, всё это отнюдь не даёт право нарушать приказы властей:
…О себе
Не должен много мнить живущий в рабстве.
Более того, Креонт начинает называть свой указ «законом», то есть фактически уже здесь ставит свою волю наравне с волей богов. При этом поступок Антигоны он называет «hybris», то есть «своеволие, гордыня, надменность, богохульство», чуть ли не преступление. Креонт не устаёт обвинять Антигону в совершённом «зле», а в это время, если верить стражу, «наполовину сгнившее» тело Полиника лежит на солнцепёке и от него «доносится смрад». Софокл, конечно, вводит эту натуралистическую деталь не случайно, а чтобы зрители окончательно потеряли доверие к Креонту, по воле которого всё это происходит.
Ещё более отталкивающее впечатление производят страшные обвинения Креонта в адрес кроткой и безобидной Исмены:
Ты, вползшая ехидною в мой дом,
Сосала кровь мою…
…Не видел я,
Что две чумы питал себе на гибель!
Подобная необоснованная подозрительность свидетельствуют о том, что Креонт уже стал тираном; об этом же говорят его циничные комментарии по поводу диалога Антигоны и Исмены, где последняя хочет разделить участь сестры, а та не принимает этой жертвы:
Одна из них сейчас сошла с ума,
Другая же безумна от рожденья.
Креонту ничего не стоит казнить невесту сына, потому что для него она такая же рабыня, как и все другие граждане Фив, тем более что «для сева земли всякие пригодны», и хотя Антигона как невеста из царского рода была идеальной парой для Гемона, «конец положит браку их Аид». Креонт не хочет для сына «злой», то есть непокорной жены, и это своё мнение он подробно разъясняет в разговоре с Гемоном.
Щекотливый диалог между отцом и сыном начинается вполне мирно: Гемон, в силу своего благородства, заверяет отца в своей преданности:
Отец, я – твой. Твои благие мысли
Меня ведут – я ж следую за ними.
Любого брака мне желанней ты,
Руководящий мною так прекрасно.
Креонт, в свою очередь, произносит длинный ряд вроде бы бесспорных истин: сыновей рожают для того, «чтобы умели злом воздать врагу и друга почитали б, как отец»; правитель должен судить всех одинаково строго, будь это даже его родственники; «тот, кто властям покорен… во власти так же твёрд, как в подчиненье». Однако в этой же речи отчётливо видна фатальная ошибка Креонта, которая в итоге приведёт его к падению: он упорно и убеждённо считает, что достоинство человека состоит в том, чтобы безропотно подчиняться власти «во всём – законном, как и незаконном». Спрашивать нужно с тех, кто «непослушен», кто «закон из гордости нарушит иль возомнит, что может власть имущим приказывать». При этом законы устанавливает царь сообразно своим личным взглядам на «общее благо», что, по сути, означает произвол и деспотизм, столь противный древним грекам. Но никому не позволено поступать так, словно он всевышний судья, как это делает Креонт («Пускай в Аиде вступит в брак с любым, раз я её открыто обличил» - единолично принятое решение считается достаточным основанием для казни), потому что мудрости человека недостаточно для принятия подобных решений.
Креонт в своей самонадеянности, сам того не замечая, переступил черту, отделяющую строгость от сумасбродства. Однако поначалу ни хор, ни Гемон не замечают этого: «Коль в заблужденье нас не вводит возраст, нам кажется,- ты говоришь умно» и «…я не в силах утверждать, что ты в своих словах несправедлив». Гемон искренне хочет убедить отца в ошибочности его действий, приводя доводы разума. Он сообщает, что все граждане сочувствуют Антигоне, которая за подвиг наказана «позорнейшею смертью», но никто не смеет высказать это открыто, потому что все боятся царя. Гемон доброжелательно увещевает отца умерить упрямство и внять мнению города:
Но не считай, что правильны одни
Твои слова и, кроме них, ничто.
Кто возомнит, что он один умён,
Красноречивей всех и даровитей,
Коль разобрать, окажется ничем.
Однако Креонт категорически не желает «у молодого разуму учиться» и в гневе сыпет колючими вопросами:
…Иль город мне предписывать начнёт?
…Иль править в граде мне чужим умом?
…Но государство – собственность царей!
Когда Гемон в ответ на это бросает фразу «Прекрасно б ты один пустыней правил!», Креонт окончательно теряет контроль над собой и находит «истинную» причину заступничества сына за Антигону: «О, нрав преступный, женщине подвластный! … Раб женщины!». После разрыва с сыном Креонт начинает вести себя, как безумец, переходя на откровенное богохульство:
Аид она лишь почитает – пусть же,
Молясь ему, избавится от смерти
Или, по крайней мере, убедится,
Что тщетный труд умерших почитать.
Последняя фраза недвусмысленно говорила афинским зрителям о том, что Креонт лишился рассудка, несмотря на связность своих рассуждений.
Креонт заточает Антигону в пещеру, оставив ей некоторое количество еды, что якобы даёт ему право сказать: «Мы перед девой чисты». Он позволяет себе издеваться над обреченной: может, она «в пещере той сыграет свадьбу»? После замуровывания Антигоны наступает кульминация трагедии: боги сами посылают к Креонту своего вещателя – слепого прорицателя Тиресия. Поначалу царь выражает готовность внять советам мудрого старца, потому что «пророком ложным никогда он не был». Креонт в прошлом получал большую пользу от предсказаний и советов Тиресия, да и к тому же он был по-прежнему неколебимо уверен в своей правоте и справедливости. Однако нынешняя речь прорицателя пришлась ему не по вкусу: боги перестали принимать жертвы и молитвы фиванцев, потому что звери и птицы, терзавшие останки Полиника, осквернили ими «алтари святые» по всей стране; более того, в городе начался мор. Тиресий советует Креонту отступиться от своего решения, пока ещё не поздно:
Все люди заблуждаются порою,
Но кто в ошибку впал, не легкомыслен
И не несчастлив, если он в беде,
Упорство оставляя, всё исправит;
Упрямого ж безумным мы зовём.
Мудрый прорицатель взывает к разуму Креонта, апеллируя к нормам обыкновенной морали («Иль доблестно умерших добивать?») и напоминая царю о том, что «полезно у доброго советника учиться». Но Креонт уже не помнит, что он сам в своей тронной речи заявлял о том, что хороший правитель должен внимать «советам добрым»; он уже явно безумен, иначе он не стал бы обвинять старца в продажности и лжи, а так же отпускать нелепые и богохульные фразы вроде:
Нет, если б даже Зевсовы орлы
Ему тащили эту падаль в пищу,
Я и тогда, той скверны не боясь,
Не допустил бы похорон: я знаю –
Не человеку бога осквернить.
Последняя фраза, кстати, не может не вызвать удивления: ведь мы знаем, что греческие боги были очень мстительны и обидчивы, и осквернить их было очень легко. Так что Креонт здесь, по всей видимости, упорно пытается оправдать свои действия тем, что власть на земле должна быть сосредоточена исключительно в руках царей, и посягать на неё не имеют права не только граждане, но и боги. Вот во что превратилась идея о том, что государственные интересы всегда выше частных; теперь даже невозможно утверждать, что Креонт действовал всё это время в интересах города, потому что из-за его действий в Фивах началась эпидемия.
Учитывая всё вышесказанное, нет ничего удивительного, что после ожесточённой перепалки с царём разгневанный Тиресий произносит страшное пророчество: за то, что Креонт «безжалостно загнал живую душу в тёмную гробницу» и в то же время отнял «у Подземных» погибшего Полиника, на него обрушится неотвратимая божественная кара: в его семью придёт смерть, и «раздастся скоро, скоро плач женщин и мужей в его дому». Из уст прорицателя эти слова звучат как приговор, и после них Креонт не на шутку испугался:
Мне тяжко уступать, но тяжки беды,
Которые стрясутся над упрямым.
Он наконец-то прислушался к предупреждениям хора о том, что «боги быстро напастью дни безумцев пресекают», и запоздало осознаёт, что «с судьбой нельзя сражаться» и «надо жить, до смерти чтя от века установленный закон».
Но Креонт раскаялся слишком поздно, кровавая череда трагедий уже началась: в то самое время, как царь вместе со слугами шёл освобождать Антигону, узница уже повесилась, чтобы избежать мучительной смерти от голода. Гемон, пришедший в пещеру и обнаруживший там свою невесту мёртвой, поднял меч на отца, но не смог его убить, и в итоге покончил с собой – так сбылось издевательское пожелание Креонта, чтобы Антигона сыграла свадьбу в Аиде. Но на этом кара не заканчивается: жена Креонта Евридика, узнав о случившемся, последовала примеру Гемона:
Она сама себе пронзила сердце,
О сына горестной судьбе узнав.
После всех этих ужасных потерь Креонт, погружённый в пучину горя, жестоко раскаивается в своих прежних ошибках: «Слепым поддавался я замыслам!», «некий бог … меня … на пути жестокости послал» и, наконец, «нет меня, я – ничто».
Развязка «Антигоны» дала некоторым исследователям повод назвать Креонта трагическим персонажем, но есть несколько причин, из-за которых это утверждение нельзя считать правомерным. Во-первых, несчастья обрушиваются на Креонта только в самом конце трагедии, и порождены они не трагическим конфликтом, а неотвратимостью возмездия за преступления. Во-вторых, Креонту не пришлось совершать нравственный выбор, он ни разу ни в чём не сомневался и делал только то, что, по его мнению, было очевидной необходимостью, то есть свою судьбу он выбрал не сам. И в-третьих, трагический герой, оказавшись в подобной ситуации, не смог бы жить дальше с такой виной на душе и покончил бы с собой, а Креонт только и может, что причитать: «Покажись скорей, мой последний день!»
Завершая анализ образа Креонта, следует выяснить, как он воспринимался афинянами – современниками Софокла. Одобрение могла вызвать тронная речь нового царя, в которой высказывались правильные принципы государственного устройства. Но вот решение оставить непогребённым тело Полиника должно было встретить неприятие у зрителей, потому что в Древней Греции осквернение мёртвых считалось позором для всего города. Изменников, правда, хоронили за пределами полиса, но всё-таки хоронили, и в афинской версии мифа, лежащего в основе трагедии, мы видим, что долгом благочестивого государя было пресечение скверны в других городах. Так что зритель был изначально настроен против Креонта, и даже наиболее здравые его аргументы звучали не слишком убедительно, и то, что Креонт очень быстро превратился в тирана, вряд ли кого-то удивляло. Итак, рисуя Креонта злодеем, Софокл вместе с ним развенчивает и его идею о безусловном превосходстве одного человека над всеми во имя иллюзорного «общего блага».
Креонт появляется на сцене с выходным монологом, в котором сразу же высказывает свои взгляды на то, каким должен быть хороший правитель и кого следует считать порядочным гражданином. Вначале он уважительно обращается к хору: он послал вестников, чтобы они поимённо созвали старейшин. Креонт отмечает:
…Знаю, как вы Лая
Державную прилежно чтили власть, – на основании этого он совершенно резонно требует и к себе не меньшего почтения, тем более что образ его мыслей говорит о государственной мудрости: в самом деле, плох тот царь, который «и советам добрым не внимает, и уст не размыкает, страхом скован», особенно если он при этом «чтит друга больше, чем Отчизну». Креонт говорит, что он никогда не возьмёт к себе в друзья врага государства, потому что оно – «всем нам прибежище»; он готов царствовать не ради себя, а ради Фив: «Таким заветом возвеличу город».
Сообразно с высказанными принципами новый царь распоряжается с телами Этеокла и Полиника: первый, павший в бою за город, с почестями предан земле, а второй за свою измену будет в знак позора оставлен на растерзание хищным птицам и псам.
Так я решил – и никогда злодей
Почтён не будет мной как справедливый.
Хор пока ещё не усматривает в этих рассуждениях ничего предосудительного и даже говорит:
Закон какой угодно применять
Ты можешь и к умершим и к живущим.
Однако с точки зрения Софокла, уже здесь содержится ошибка: человеческая, пусть даже царская, власть имеет силу только в мире живых, а мёртвые принадлежат подземным богам, которыми, как известно, установлен неписаный закон: хоронить умерших. Таким образом, в основе понятия Креонта о справедливости лежит неверная предпосылка, как будто царь имеет право по своему произволу распоряжаться всем, что находится на подвластной ему земле. С его точки зрения, если правитель своей целью ставит заботу о благе города и ставит его выше чьих бы то ни было личных интересов, то власть такого правителя отождествляется с благом всего народа, и идти против неё – значит идти против всех. Креонт, однако, на этом не останавливается и, судя по всему, считает, что любое сопротивление его воле равнозначно государственной измене.
Поскольку такое сопротивление возникло, Креонт повсюду начал видеть мятеж против своей власти, а значит, и против города; этим и объясняется его гнев в разговоре со стражем, который принёс весть о нарушении царского запрета. Так как Креонт искренне уверен в справедливости и разумности своего указа, то причину его нарушения он усматривает в порочности кого-то из граждан и продажности стражей, которых подкупил предполагаемый мятежник:
…Но всё ж корысть
Людей прельщает и ведёт на гибель.
Только злокозненный враг города мог почтить погребением того, «кто шёл сюда затем, чтоб выжечь храмы… и область и законы разорить». Креонт произносит справедливую в целом тираду о том, что деньги толкают людей на «бесстыдные поступки», однако здесь же он выражает недовольство тем, что многие в Фивах «под ярмом, как должно, не держат выи, мною недовольны». По этой фразе видно, что Креонт считает «должным» рабское повиновение граждан, которым следует покорно исполнять всё, что им прикажут. Он грозит стражам жестокой расправой за их «продажность» и даже не допускает мысли, что он может заблуждаться:
Что ими эти стражи склонены
За плату, превосходно знаю я.
Подобная самоуверенность в сочетании с подозрительностью свидетельствуют о том, что Креонт уже начал превращаться в тирана, в чём не остаётся сомнения после его спора с Антигоной. В этой сцене мы видим столкновение двух разных взглядов на жизнь: первый основан на том, что родственный долг превыше сомнительных общественных интересов, а второй, напротив, предписывает во всём руководствоваться благом государства. Чтобы глубже понять сущность этого конфликта, следует обратиться к греческому тексту трагедии, из которого становится ясно, что противоречие кроется в разной трактовке Антигоной и Креонтом таких основополагающих понятий, как “philos” (друг) и “почитание”. “Philos”?дословно означает «любимый», причём Антигона везде употребляет это слово в значении «свой, родной»; с её точки зрения, Полиник и Этеокл – не предатель и герой, а просто её несчастные братья. Поэтому она и говорит Креонту: «Я рождена любить, не ненавидеть». Креонт же этого понять не может, потому что для него?”philos” - это тот самый друг и соратник, которого можно обрести, «плывя одной дорогой» с Отчизной. Такой друг любим лишь постольку, поскольку он самоотверженно служит стране и лично её правителю, а если он предаст, то его следует не только уничтожить, но даже и после смерти подвергать посрамлению.
Здесь возникает расхождение в трактовке ещё одного ключевого понятия – “почитание”. С общепринятой в Греции точки зрения, которой придерживается и Антигона, каждому человеку после смерти полагается некое минимальное уважение в силу его принадлежности к человеческому роду - самому совершенному из божественных творений. В частности, покойный Полиник, несмотря на все преступления, которые он совершил при жизни, достоин всё же определённого почтения, которое полагается ему как свободному человеку. Креонт, однако, продолжает стоять на том, что земные законы распространяются и на живых, и на мёртвых, и «почитание» в его понимании – это исключительно почитание царской власти. Креонт упорно отрицает, что «один закон Аида для обоих»: и для «защитника», и для «опустошителя». Он твёрдо убеждён, что «не станет другом враг и после смерти», и поэтому не понимает Антигону, которая готова почтить одинаково обоих братьев, несмотря на то, что при жизни они были врагами и убили друг друга.
Антигона, впрочем, объясняет Креонту, что с её стороны было бы неразумно «устрашившись гнева человека, потом ответ держать перед богами», которые наказывают нарушителей своих законов страшнее, чем это может сделать Креонт. Да и потом, если уж всё равно рано или поздно придётся отправиться в Аид, то лучше «до срока умереть», но зато исполнить долг перед своими родными. По мнению Креонта, однако, всё это отнюдь не даёт право нарушать приказы властей:
…О себе
Не должен много мнить живущий в рабстве.
Более того, Креонт начинает называть свой указ «законом», то есть фактически уже здесь ставит свою волю наравне с волей богов. При этом поступок Антигоны он называет «hybris», то есть «своеволие, гордыня, надменность, богохульство», чуть ли не преступление. Креонт не устаёт обвинять Антигону в совершённом «зле», а в это время, если верить стражу, «наполовину сгнившее» тело Полиника лежит на солнцепёке и от него «доносится смрад». Софокл, конечно, вводит эту натуралистическую деталь не случайно, а чтобы зрители окончательно потеряли доверие к Креонту, по воле которого всё это происходит.
Ещё более отталкивающее впечатление производят страшные обвинения Креонта в адрес кроткой и безобидной Исмены:
Ты, вползшая ехидною в мой дом,
Сосала кровь мою…
…Не видел я,
Что две чумы питал себе на гибель!
Подобная необоснованная подозрительность свидетельствуют о том, что Креонт уже стал тираном; об этом же говорят его циничные комментарии по поводу диалога Антигоны и Исмены, где последняя хочет разделить участь сестры, а та не принимает этой жертвы:
Одна из них сейчас сошла с ума,
Другая же безумна от рожденья.
Креонту ничего не стоит казнить невесту сына, потому что для него она такая же рабыня, как и все другие граждане Фив, тем более что «для сева земли всякие пригодны», и хотя Антигона как невеста из царского рода была идеальной парой для Гемона, «конец положит браку их Аид». Креонт не хочет для сына «злой», то есть непокорной жены, и это своё мнение он подробно разъясняет в разговоре с Гемоном.
Щекотливый диалог между отцом и сыном начинается вполне мирно: Гемон, в силу своего благородства, заверяет отца в своей преданности:
Отец, я – твой. Твои благие мысли
Меня ведут – я ж следую за ними.
Любого брака мне желанней ты,
Руководящий мною так прекрасно.
Креонт, в свою очередь, произносит длинный ряд вроде бы бесспорных истин: сыновей рожают для того, «чтобы умели злом воздать врагу и друга почитали б, как отец»; правитель должен судить всех одинаково строго, будь это даже его родственники; «тот, кто властям покорен… во власти так же твёрд, как в подчиненье». Однако в этой же речи отчётливо видна фатальная ошибка Креонта, которая в итоге приведёт его к падению: он упорно и убеждённо считает, что достоинство человека состоит в том, чтобы безропотно подчиняться власти «во всём – законном, как и незаконном». Спрашивать нужно с тех, кто «непослушен», кто «закон из гордости нарушит иль возомнит, что может власть имущим приказывать». При этом законы устанавливает царь сообразно своим личным взглядам на «общее благо», что, по сути, означает произвол и деспотизм, столь противный древним грекам. Но никому не позволено поступать так, словно он всевышний судья, как это делает Креонт («Пускай в Аиде вступит в брак с любым, раз я её открыто обличил» - единолично принятое решение считается достаточным основанием для казни), потому что мудрости человека недостаточно для принятия подобных решений.
Креонт в своей самонадеянности, сам того не замечая, переступил черту, отделяющую строгость от сумасбродства. Однако поначалу ни хор, ни Гемон не замечают этого: «Коль в заблужденье нас не вводит возраст, нам кажется,- ты говоришь умно» и «…я не в силах утверждать, что ты в своих словах несправедлив». Гемон искренне хочет убедить отца в ошибочности его действий, приводя доводы разума. Он сообщает, что все граждане сочувствуют Антигоне, которая за подвиг наказана «позорнейшею смертью», но никто не смеет высказать это открыто, потому что все боятся царя. Гемон доброжелательно увещевает отца умерить упрямство и внять мнению города:
Но не считай, что правильны одни
Твои слова и, кроме них, ничто.
Кто возомнит, что он один умён,
Красноречивей всех и даровитей,
Коль разобрать, окажется ничем.
Однако Креонт категорически не желает «у молодого разуму учиться» и в гневе сыпет колючими вопросами:
…Иль город мне предписывать начнёт?
…Иль править в граде мне чужим умом?
…Но государство – собственность царей!
Когда Гемон в ответ на это бросает фразу «Прекрасно б ты один пустыней правил!», Креонт окончательно теряет контроль над собой и находит «истинную» причину заступничества сына за Антигону: «О, нрав преступный, женщине подвластный! … Раб женщины!». После разрыва с сыном Креонт начинает вести себя, как безумец, переходя на откровенное богохульство:
Аид она лишь почитает – пусть же,
Молясь ему, избавится от смерти
Или, по крайней мере, убедится,
Что тщетный труд умерших почитать.
Последняя фраза недвусмысленно говорила афинским зрителям о том, что Креонт лишился рассудка, несмотря на связность своих рассуждений.
Креонт заточает Антигону в пещеру, оставив ей некоторое количество еды, что якобы даёт ему право сказать: «Мы перед девой чисты». Он позволяет себе издеваться над обреченной: может, она «в пещере той сыграет свадьбу»? После замуровывания Антигоны наступает кульминация трагедии: боги сами посылают к Креонту своего вещателя – слепого прорицателя Тиресия. Поначалу царь выражает готовность внять советам мудрого старца, потому что «пророком ложным никогда он не был». Креонт в прошлом получал большую пользу от предсказаний и советов Тиресия, да и к тому же он был по-прежнему неколебимо уверен в своей правоте и справедливости. Однако нынешняя речь прорицателя пришлась ему не по вкусу: боги перестали принимать жертвы и молитвы фиванцев, потому что звери и птицы, терзавшие останки Полиника, осквернили ими «алтари святые» по всей стране; более того, в городе начался мор. Тиресий советует Креонту отступиться от своего решения, пока ещё не поздно:
Все люди заблуждаются порою,
Но кто в ошибку впал, не легкомыслен
И не несчастлив, если он в беде,
Упорство оставляя, всё исправит;
Упрямого ж безумным мы зовём.
Мудрый прорицатель взывает к разуму Креонта, апеллируя к нормам обыкновенной морали («Иль доблестно умерших добивать?») и напоминая царю о том, что «полезно у доброго советника учиться». Но Креонт уже не помнит, что он сам в своей тронной речи заявлял о том, что хороший правитель должен внимать «советам добрым»; он уже явно безумен, иначе он не стал бы обвинять старца в продажности и лжи, а так же отпускать нелепые и богохульные фразы вроде:
Нет, если б даже Зевсовы орлы
Ему тащили эту падаль в пищу,
Я и тогда, той скверны не боясь,
Не допустил бы похорон: я знаю –
Не человеку бога осквернить.
Последняя фраза, кстати, не может не вызвать удивления: ведь мы знаем, что греческие боги были очень мстительны и обидчивы, и осквернить их было очень легко. Так что Креонт здесь, по всей видимости, упорно пытается оправдать свои действия тем, что власть на земле должна быть сосредоточена исключительно в руках царей, и посягать на неё не имеют права не только граждане, но и боги. Вот во что превратилась идея о том, что государственные интересы всегда выше частных; теперь даже невозможно утверждать, что Креонт действовал всё это время в интересах города, потому что из-за его действий в Фивах началась эпидемия.
Учитывая всё вышесказанное, нет ничего удивительного, что после ожесточённой перепалки с царём разгневанный Тиресий произносит страшное пророчество: за то, что Креонт «безжалостно загнал живую душу в тёмную гробницу» и в то же время отнял «у Подземных» погибшего Полиника, на него обрушится неотвратимая божественная кара: в его семью придёт смерть, и «раздастся скоро, скоро плач женщин и мужей в его дому». Из уст прорицателя эти слова звучат как приговор, и после них Креонт не на шутку испугался:
Мне тяжко уступать, но тяжки беды,
Которые стрясутся над упрямым.
Он наконец-то прислушался к предупреждениям хора о том, что «боги быстро напастью дни безумцев пресекают», и запоздало осознаёт, что «с судьбой нельзя сражаться» и «надо жить, до смерти чтя от века установленный закон».
Но Креонт раскаялся слишком поздно, кровавая череда трагедий уже началась: в то самое время, как царь вместе со слугами шёл освобождать Антигону, узница уже повесилась, чтобы избежать мучительной смерти от голода. Гемон, пришедший в пещеру и обнаруживший там свою невесту мёртвой, поднял меч на отца, но не смог его убить, и в итоге покончил с собой – так сбылось издевательское пожелание Креонта, чтобы Антигона сыграла свадьбу в Аиде. Но на этом кара не заканчивается: жена Креонта Евридика, узнав о случившемся, последовала примеру Гемона:
Она сама себе пронзила сердце,
О сына горестной судьбе узнав.
После всех этих ужасных потерь Креонт, погружённый в пучину горя, жестоко раскаивается в своих прежних ошибках: «Слепым поддавался я замыслам!», «некий бог … меня … на пути жестокости послал» и, наконец, «нет меня, я – ничто».
Развязка «Антигоны» дала некоторым исследователям повод назвать Креонта трагическим персонажем, но есть несколько причин, из-за которых это утверждение нельзя считать правомерным. Во-первых, несчастья обрушиваются на Креонта только в самом конце трагедии, и порождены они не трагическим конфликтом, а неотвратимостью возмездия за преступления. Во-вторых, Креонту не пришлось совершать нравственный выбор, он ни разу ни в чём не сомневался и делал только то, что, по его мнению, было очевидной необходимостью, то есть свою судьбу он выбрал не сам. И в-третьих, трагический герой, оказавшись в подобной ситуации, не смог бы жить дальше с такой виной на душе и покончил бы с собой, а Креонт только и может, что причитать: «Покажись скорей, мой последний день!»
Завершая анализ образа Креонта, следует выяснить, как он воспринимался афинянами – современниками Софокла. Одобрение могла вызвать тронная речь нового царя, в которой высказывались правильные принципы государственного устройства. Но вот решение оставить непогребённым тело Полиника должно было встретить неприятие у зрителей, потому что в Древней Греции осквернение мёртвых считалось позором для всего города. Изменников, правда, хоронили за пределами полиса, но всё-таки хоронили, и в афинской версии мифа, лежащего в основе трагедии, мы видим, что долгом благочестивого государя было пресечение скверны в других городах. Так что зритель был изначально настроен против Креонта, и даже наиболее здравые его аргументы звучали не слишком убедительно, и то, что Креонт очень быстро превратился в тирана, вряд ли кого-то удивляло. Итак, рисуя Креонта злодеем, Софокл вместе с ним развенчивает и его идею о безусловном превосходстве одного человека над всеми во имя иллюзорного «общего блага».
Мой литературный сайт и форум
http://litistina.ru
http://litistinafm.mybb.ru
Публикация произведений начинающих авторов,критика,литературные конкурсы и игры,книжные новости, библиотека,много общения
http://litistina.ru
http://litistinafm.mybb.ru
Публикация произведений начинающих авторов,критика,литературные конкурсы и игры,книжные новости, библиотека,много общения
-
Автор темыМастер Буквоед
- Всего сообщений: 6
- Зарегистрирован: 09.11.2008
- Образование: студент
- Откуда: Москва
- Контактная информация:
Re: Софокл, "Антигона"
ГЛАВА 3
Как уже было установлено, «безумье – для человека худшее из зол»; в этой связи будет целесообразным рассмотреть действия «разумных» персонажей трагедии – хора, Гемона и Исмены. Первой из них на сцене появляется Исмена: мы застаём её за разговором с сестрой, которая пришла рассказать её об указе нового царя. Исмена сразу же оказывается перед нравственным выбором: помочь Антигоне похоронить брата, или же безропотно повиноваться приказу властей:
Теперь ты знаешь и покажешь скоро,
Ты благородна иль низка душой.
Но Исмена, безусловно, далеко не так самоотверженна, как её сестра; она пытается отговорить Антигону от безрассудного поступка: ведь это же просто ужасно, если после всех страшных трагедий, обрушившихся на Эдипов род, «погибнем бедственно и мы с тобой, закон нарушив и царя веленье». Исмена униженно называет себя «подневольной» и ссылается на то, что достоинство женщины в том, чтобы подчиняться мужчинам:
Мы женщинами рождены, и нам
С мужчинами не спорить, – помни это.
Над нами сильный властвует всегда,
Во всём – и в худшем – мы ему покорны…
Я буду подчиняться тем, кто властен:
Нет смысла совершать, что выше сил.
Стоит сразу отметить, что в таком понимании роли женщины древние греки не усматривали ничего необычного, и Исмена могла вызвать у них только сочувствие, в то время как резкость Антигоны в отношении кроткой сестры («Ты ненавистна мне с такою речью, и мёртвому ты станешь ненавистной») не могла вызвать одобрение. Исмена страдает не меньше, чем сестра, но она слишком мягка для «дел ужасных»:
Всегда бессмертных чтила я, но всё же
Я против воли граждан не пойду.
Впрочем, когда Антигону схватили и Креонт собрался приговорить её к смерти, Исмена, не выдержав душевной боли, говорит, что готова разделить участь своей сестры:
Но ты, сестра, страдаешь; я готова
С тобой страданий море переплыть.
Тем не менее, Антигона, неоправданно считая Исмену малодушной и трусливой отступницей, отказывает ей в этой чести. Несмотря на это, Исмена использует последнюю возможность отстоять сестру: она напоминает Креонту, что Антигона – невеста его сына, причём как девушка из царского рода, она для него – идеальная пара: «Ужели ты казнишь невесту сына?». Но, как мы знаем, для Креонта подобный аргумент ничего не значит, и наивное заступничество Исмены пропадает всуе.
Итак, Исмена представляет собой обычную кроткую девушку, которая соответствует всем древнегреческим представлениям о том, какой должна быть благодетельная женщина. В «мирных» условиях она стала бы верной женой и образцовой матерью, но в вихре трагических событий, который мы наблюдаем в «Антигоне», её поведение можно истолковать неоднозначно: с одной стороны, Исмена, конечно же, имеет полное право беречь свою жизнь, но в то же время она не выполняет свой долг перед убитым братом, а это особо достойным не назовёшь. Вывод: кротость и покорность не являются достоинствами человека, если они препятствуют исполнению долга.
Теперь рассмотрим поведение фиванских старейшин, людей достойных и умудрённых жизнью. Следует сразу прояснить, кого олицетворял хор: это не герой-резонёр, в уста которого автор вкладывает свои собственные идеи, а некий обобщённый глас народа, высказывающий мнение большинства и ведущий себя соответственно. Хору также присуща некоторая отстранённость от происходящего, что придаёт его репликам объективный характер. Однако мнение большинства вовсе не обязательно должно быть полностью справедливым: так, например, хор поначалу не замечает роковой ошибки в рассуждениях Креонта и даже поддерживает его:
Закон какой угодно применять
Ты можешь и к умершим и к живущим.
Не странно ли слышать такую фразу из уст благочестивых и богобоязненных старейшин? Судя по всему, хор долго стоял на стороне Креонта: реплики старейшин вплоть до приговора Антигоне сводились лишь к объявлению персонажей, входящих на сцену; так что истинность фразы Антигоны: «Со мной и старцы, да сказать не смеют» довольно сомнительна. Только когда дело заходит слишком далеко и Антигону замуровывают, в городе начинается ропот, который так возмущал Креонта: «… город весь жалеет эту деву». Тем не менее, хор не высказывает открыто своего недовольства, потому что боится навлечь на себя гнев своего фанатичного царя. Хор, похоже, видит достоинство человека в послушании мудрому властителю, а если властитель не мудрый, то нужно терпеть и ждать, пока боги сами не покарают тирана. Поэтому хор, сокрушаясь над участью Антигоны («Видя всё, что свершается, я не могу горьких слёз удержать…»), не только не пытается помочь ей, но даже позволяет себе насмехаться над обречённой:
Всё ж тебе, умирающей,
Честь и слава великая,
Что – живая – стяжала ты
Богоравный удел! – имея в виду, что Антигона, подобно Ниобе, «богом … навек усыплена». По мнению хора, «чтить мёртвых – дело благочестья, но власть стоящего у власти переступать нельзя…», а значит трагическая смерть Антигоны – справедливое наказание за нарушение царского запрета:
Дойдя до крайнего дерзанья,
О трон высокий правосудья
Преткнулось больно ты, дитя.
Хор не выступает против безумного царя потому, что это было бы, по его понятиям, недостойным поступком, тем более что ещё есть надежда образумить его. После раскаяния Креонта хор беспечно восхваляет Вакха, наивно решив, что все беды позади и справедливость уже восторжествовала.
Но, как мы знаем, судьба обошлась с царём намного суровее, и в финале трагедии он слаб и раздавлен горем. Теперь, когда Креонт уже не олицетворяет собой государственную власть, хор может открыто высказать своё отношение к его поступкам: «Увы, ты правду видишь слишком поздно». Далее хор отпускает лишь короткие реплики, одёргивающие Креонта, молящего богов лишить его жизни:
Нет, не молись: ведь людям от скорбей
Ниспосланных не обрести спасенья.
Трагедия заканчивается словами хора о том, что быть надменным и самонадеянным – недостойно, и боги никогда этого не прощают:
Мудрость – высшее благо для нас,
И гневить божество не дозволено.
Гордецов горделивая речь
Отомщает им грозным ударом,
Их самих поразив,
И под старость их мудрости учит.
Итак, мы выяснили, что хор в «Антигоне» играет неоднозначную роль: с одной стороны, он высказывает мудрые мысли о том, что необходимо чтить древние божественные законы и что человек, при всём своём величии, ничтожен в сравнении с богами, и достоинство его состоит в мудрости, которая предостерегает его от гордыни. Но в то же время фиванские старцы слишком консервативны: они готовы похвалить Антигону за самопожертвование во имя исполнения долга, но сами не оказывают ей никакой поддержки, потому что, по их мнению, неповиновение власти есть нарушение божественного закона, даже если эта власть сама попирает закон. Теперь дадим оценку тому, как фиванские старейшины могли выглядеть в глазах афинян – современников Софокла. Скорее всего, они воспринимались как добропорядочные и мудрые граждане, обладающие здоровым консерватизмом и готовые верно служить своему правителю, а значит и родине. Тем не менее, учитывая ту неоднозначность, которую мы выявили в изображении хора, можно предположить, что Софокл считал такое понятие о достоинстве человека недостаточным, потому что на почве беспрекословного послушания подданных может возникнуть страшный произвол и тирания, что и случилось в случае с Креонтом.
Завершая обзор второстепенных персонажей «Антигоны», мы остановимся на образе юного Гемона, сына Креонта. Он единственный из всех персонажей трагедии, кто превыше всего ставит справедливость, а не, скажем, долг или покорность. Гемон – послушный сын, искренне любящий своего отца и желающий ему только хорошего. Но когда Креонт совершенно беззаконно обрекает на смерть Антигону, Гемон пытается восстановить справедливость и объяснить отцу, что подобные дела чреваты божественным возмездием. Гемон высказывает своё мнение мягко, но решительно, и приводит при этом очевидные и разумные аргументы, спорить с которыми может разве только безумец. Однако Креонт обвиняет сына в том, что он перечит отцу исключительно ради того, чтобы вызволить свою невесту, а значит он и сам преступник, раз помогает преступнице: «О, нрав преступный, женщине подвластный!» – и даже: «Раб женщины! Не ластись, не обманешь!» Но на самом деле Гемон руководствуется совсем другими мотивами: он хочет прекратить беззаконие и образумить отца ради его же блага: «Ты, вижу, нарушаешь справедливость», «…я о тебе забочусь». Гемон прямо указывает Креонту на его заблуждения: склонность считать себя единственным носителем истины («Но не считай, что правильны одни твои слова, и кроме них ничто») и вера в то, что земные законы распространяются и на живых, и на мёртвых (царь «не чтит своё господство», если он «попрал к богам почтенье», то есть Креонт, посягая на прерогативы богов, не возвеличивает себя, а, напротив, унижает). Когда Креонт в гневе собирается казнить Антигону на глазах у суженого, Гемон не выдерживает и разрывает отношения с отцом:
…меня
Твои глаза навеки не увидят.
Иных друзей ищи для сумасбродств!
Гемон, следуя закону благочестия, чтил своего отца, но благородство не позволяло ему молча смотреть на несправедливость, тем более что он, как наследник престола, считал себя вправе открыто высказывать своё мнение. Следует отметить, что Гемон был не менее храбр, чем его брат Мегарей, погибший в битве за Фивы, иначе он не дерзнул бы пойти в «каменный терем», чтобы вызволить оттуда Антигону. К сожалению, он явился слишком поздно: узница к этому времени уже повесилась «на туго перекрученном холсте». Вскоре после этого в пещеру приходит Креонт с прислужниками, и Гемон, перестав лить слёзы, поднял меч на отца, но промахнулся. Затем, «во гневе сам на себя», юноша пронзил себя мечом –
И труп лежит на трупе, тайны брака
Узнав не здесь – в Аидовом дому…
Как видим, погружённого в отчаяние Гемона хватило мужества лишить себя жизни в знак протеста,
…показывая людям, что безумье
Есть худшее из зол для человека.
Итак, мы можем назвать Гемона достойным человеком, но, как это ни парадоксально, подлинно трагическим героем он не является, и стоит хоть и высоко, но всё-таки ниже Антигоны. Это связано с тем, что Софокл изображает Гемона скорее как жертву самолюбия Креонта, чем как самостоятельного героя; кроме того, Гемон не стоит перед таким тяжёлым выбором, как Антигона: ему ведь не нужно было жертвовать собой ради исполнения родственного долга.
Как уже было установлено, «безумье – для человека худшее из зол»; в этой связи будет целесообразным рассмотреть действия «разумных» персонажей трагедии – хора, Гемона и Исмены. Первой из них на сцене появляется Исмена: мы застаём её за разговором с сестрой, которая пришла рассказать её об указе нового царя. Исмена сразу же оказывается перед нравственным выбором: помочь Антигоне похоронить брата, или же безропотно повиноваться приказу властей:
Теперь ты знаешь и покажешь скоро,
Ты благородна иль низка душой.
Но Исмена, безусловно, далеко не так самоотверженна, как её сестра; она пытается отговорить Антигону от безрассудного поступка: ведь это же просто ужасно, если после всех страшных трагедий, обрушившихся на Эдипов род, «погибнем бедственно и мы с тобой, закон нарушив и царя веленье». Исмена униженно называет себя «подневольной» и ссылается на то, что достоинство женщины в том, чтобы подчиняться мужчинам:
Мы женщинами рождены, и нам
С мужчинами не спорить, – помни это.
Над нами сильный властвует всегда,
Во всём – и в худшем – мы ему покорны…
Я буду подчиняться тем, кто властен:
Нет смысла совершать, что выше сил.
Стоит сразу отметить, что в таком понимании роли женщины древние греки не усматривали ничего необычного, и Исмена могла вызвать у них только сочувствие, в то время как резкость Антигоны в отношении кроткой сестры («Ты ненавистна мне с такою речью, и мёртвому ты станешь ненавистной») не могла вызвать одобрение. Исмена страдает не меньше, чем сестра, но она слишком мягка для «дел ужасных»:
Всегда бессмертных чтила я, но всё же
Я против воли граждан не пойду.
Впрочем, когда Антигону схватили и Креонт собрался приговорить её к смерти, Исмена, не выдержав душевной боли, говорит, что готова разделить участь своей сестры:
Но ты, сестра, страдаешь; я готова
С тобой страданий море переплыть.
Тем не менее, Антигона, неоправданно считая Исмену малодушной и трусливой отступницей, отказывает ей в этой чести. Несмотря на это, Исмена использует последнюю возможность отстоять сестру: она напоминает Креонту, что Антигона – невеста его сына, причём как девушка из царского рода, она для него – идеальная пара: «Ужели ты казнишь невесту сына?». Но, как мы знаем, для Креонта подобный аргумент ничего не значит, и наивное заступничество Исмены пропадает всуе.
Итак, Исмена представляет собой обычную кроткую девушку, которая соответствует всем древнегреческим представлениям о том, какой должна быть благодетельная женщина. В «мирных» условиях она стала бы верной женой и образцовой матерью, но в вихре трагических событий, который мы наблюдаем в «Антигоне», её поведение можно истолковать неоднозначно: с одной стороны, Исмена, конечно же, имеет полное право беречь свою жизнь, но в то же время она не выполняет свой долг перед убитым братом, а это особо достойным не назовёшь. Вывод: кротость и покорность не являются достоинствами человека, если они препятствуют исполнению долга.
Теперь рассмотрим поведение фиванских старейшин, людей достойных и умудрённых жизнью. Следует сразу прояснить, кого олицетворял хор: это не герой-резонёр, в уста которого автор вкладывает свои собственные идеи, а некий обобщённый глас народа, высказывающий мнение большинства и ведущий себя соответственно. Хору также присуща некоторая отстранённость от происходящего, что придаёт его репликам объективный характер. Однако мнение большинства вовсе не обязательно должно быть полностью справедливым: так, например, хор поначалу не замечает роковой ошибки в рассуждениях Креонта и даже поддерживает его:
Закон какой угодно применять
Ты можешь и к умершим и к живущим.
Не странно ли слышать такую фразу из уст благочестивых и богобоязненных старейшин? Судя по всему, хор долго стоял на стороне Креонта: реплики старейшин вплоть до приговора Антигоне сводились лишь к объявлению персонажей, входящих на сцену; так что истинность фразы Антигоны: «Со мной и старцы, да сказать не смеют» довольно сомнительна. Только когда дело заходит слишком далеко и Антигону замуровывают, в городе начинается ропот, который так возмущал Креонта: «… город весь жалеет эту деву». Тем не менее, хор не высказывает открыто своего недовольства, потому что боится навлечь на себя гнев своего фанатичного царя. Хор, похоже, видит достоинство человека в послушании мудрому властителю, а если властитель не мудрый, то нужно терпеть и ждать, пока боги сами не покарают тирана. Поэтому хор, сокрушаясь над участью Антигоны («Видя всё, что свершается, я не могу горьких слёз удержать…»), не только не пытается помочь ей, но даже позволяет себе насмехаться над обречённой:
Всё ж тебе, умирающей,
Честь и слава великая,
Что – живая – стяжала ты
Богоравный удел! – имея в виду, что Антигона, подобно Ниобе, «богом … навек усыплена». По мнению хора, «чтить мёртвых – дело благочестья, но власть стоящего у власти переступать нельзя…», а значит трагическая смерть Антигоны – справедливое наказание за нарушение царского запрета:
Дойдя до крайнего дерзанья,
О трон высокий правосудья
Преткнулось больно ты, дитя.
Хор не выступает против безумного царя потому, что это было бы, по его понятиям, недостойным поступком, тем более что ещё есть надежда образумить его. После раскаяния Креонта хор беспечно восхваляет Вакха, наивно решив, что все беды позади и справедливость уже восторжествовала.
Но, как мы знаем, судьба обошлась с царём намного суровее, и в финале трагедии он слаб и раздавлен горем. Теперь, когда Креонт уже не олицетворяет собой государственную власть, хор может открыто высказать своё отношение к его поступкам: «Увы, ты правду видишь слишком поздно». Далее хор отпускает лишь короткие реплики, одёргивающие Креонта, молящего богов лишить его жизни:
Нет, не молись: ведь людям от скорбей
Ниспосланных не обрести спасенья.
Трагедия заканчивается словами хора о том, что быть надменным и самонадеянным – недостойно, и боги никогда этого не прощают:
Мудрость – высшее благо для нас,
И гневить божество не дозволено.
Гордецов горделивая речь
Отомщает им грозным ударом,
Их самих поразив,
И под старость их мудрости учит.
Итак, мы выяснили, что хор в «Антигоне» играет неоднозначную роль: с одной стороны, он высказывает мудрые мысли о том, что необходимо чтить древние божественные законы и что человек, при всём своём величии, ничтожен в сравнении с богами, и достоинство его состоит в мудрости, которая предостерегает его от гордыни. Но в то же время фиванские старцы слишком консервативны: они готовы похвалить Антигону за самопожертвование во имя исполнения долга, но сами не оказывают ей никакой поддержки, потому что, по их мнению, неповиновение власти есть нарушение божественного закона, даже если эта власть сама попирает закон. Теперь дадим оценку тому, как фиванские старейшины могли выглядеть в глазах афинян – современников Софокла. Скорее всего, они воспринимались как добропорядочные и мудрые граждане, обладающие здоровым консерватизмом и готовые верно служить своему правителю, а значит и родине. Тем не менее, учитывая ту неоднозначность, которую мы выявили в изображении хора, можно предположить, что Софокл считал такое понятие о достоинстве человека недостаточным, потому что на почве беспрекословного послушания подданных может возникнуть страшный произвол и тирания, что и случилось в случае с Креонтом.
Завершая обзор второстепенных персонажей «Антигоны», мы остановимся на образе юного Гемона, сына Креонта. Он единственный из всех персонажей трагедии, кто превыше всего ставит справедливость, а не, скажем, долг или покорность. Гемон – послушный сын, искренне любящий своего отца и желающий ему только хорошего. Но когда Креонт совершенно беззаконно обрекает на смерть Антигону, Гемон пытается восстановить справедливость и объяснить отцу, что подобные дела чреваты божественным возмездием. Гемон высказывает своё мнение мягко, но решительно, и приводит при этом очевидные и разумные аргументы, спорить с которыми может разве только безумец. Однако Креонт обвиняет сына в том, что он перечит отцу исключительно ради того, чтобы вызволить свою невесту, а значит он и сам преступник, раз помогает преступнице: «О, нрав преступный, женщине подвластный!» – и даже: «Раб женщины! Не ластись, не обманешь!» Но на самом деле Гемон руководствуется совсем другими мотивами: он хочет прекратить беззаконие и образумить отца ради его же блага: «Ты, вижу, нарушаешь справедливость», «…я о тебе забочусь». Гемон прямо указывает Креонту на его заблуждения: склонность считать себя единственным носителем истины («Но не считай, что правильны одни твои слова, и кроме них ничто») и вера в то, что земные законы распространяются и на живых, и на мёртвых (царь «не чтит своё господство», если он «попрал к богам почтенье», то есть Креонт, посягая на прерогативы богов, не возвеличивает себя, а, напротив, унижает). Когда Креонт в гневе собирается казнить Антигону на глазах у суженого, Гемон не выдерживает и разрывает отношения с отцом:
…меня
Твои глаза навеки не увидят.
Иных друзей ищи для сумасбродств!
Гемон, следуя закону благочестия, чтил своего отца, но благородство не позволяло ему молча смотреть на несправедливость, тем более что он, как наследник престола, считал себя вправе открыто высказывать своё мнение. Следует отметить, что Гемон был не менее храбр, чем его брат Мегарей, погибший в битве за Фивы, иначе он не дерзнул бы пойти в «каменный терем», чтобы вызволить оттуда Антигону. К сожалению, он явился слишком поздно: узница к этому времени уже повесилась «на туго перекрученном холсте». Вскоре после этого в пещеру приходит Креонт с прислужниками, и Гемон, перестав лить слёзы, поднял меч на отца, но промахнулся. Затем, «во гневе сам на себя», юноша пронзил себя мечом –
И труп лежит на трупе, тайны брака
Узнав не здесь – в Аидовом дому…
Как видим, погружённого в отчаяние Гемона хватило мужества лишить себя жизни в знак протеста,
…показывая людям, что безумье
Есть худшее из зол для человека.
Итак, мы можем назвать Гемона достойным человеком, но, как это ни парадоксально, подлинно трагическим героем он не является, и стоит хоть и высоко, но всё-таки ниже Антигоны. Это связано с тем, что Софокл изображает Гемона скорее как жертву самолюбия Креонта, чем как самостоятельного героя; кроме того, Гемон не стоит перед таким тяжёлым выбором, как Антигона: ему ведь не нужно было жертвовать собой ради исполнения родственного долга.
Мой литературный сайт и форум
http://litistina.ru
http://litistinafm.mybb.ru
Публикация произведений начинающих авторов,критика,литературные конкурсы и игры,книжные новости, библиотека,много общения
http://litistina.ru
http://litistinafm.mybb.ru
Публикация произведений начинающих авторов,критика,литературные конкурсы и игры,книжные новости, библиотека,много общения
-
Автор темыМастер Буквоед
- Всего сообщений: 6
- Зарегистрирован: 09.11.2008
- Образование: студент
- Откуда: Москва
- Контактная информация:
Re: Софокл, "Антигона"
ГЛАВА 4
Последовательно рассмотрев неверные или не вполне верные взгляды на достоинство человека, мы дошли, наконец, до образа знаменитого софокловского «человека долженствования» – героической Антигоны. Наперекор бытовавшим в Древней Греции представлениям о том, какой должна быть женщина (в этом смысле «образцом для подражания» может служить Исмена), Антигона самостоятельна, решительна, тверда, мужественна и верна своей благородной природе, а главное, она сама выбирает свою судьбу. Для неё долг превыше всего, и ради его исполнения она готова пойти на смерть: «Мне сладко умереть, исполнив долг», потому что земная жизнь коротка, а в Аиде, где надо будет держать ответ перед родными, ей предстоит провести вечность:
…ведь мне придётся
Служить умершим дольше, чем живым.
Останусь там навек….
Так что же это за долг, который для героини дороже жизни и которым, в то же время, пренебрегают все остальные персонажи?
Во-первых, Антигона не могла допустить осквернение тела брата, потому что он для неё был «свой», «родной», «любимый», и это перевешивало все преступления Полиника. Для Антигоны было совершенно естественным почтить погребением одинаково обоих братьев, несмотря на то, что при жизни они были непримиримыми врагами, ведь в Аиде фиванский трон, который они не смогли поделить, ничего не стоит, а значит, и для вражды больше нет причины. Кроме того, потеря брата для Антигоны была принципиально невосполнимой, потому что «если мать с отцом в Аид сокрылись», то «уж никогда не народится брат», в то время как потеря мужа не заставила бы Антигону идти «против граждан».
Во-вторых, для героини представлялось простым и непреложным фактом то, что необходимо почитать вообще всех мёртвых и через это и «богов Подземных», чьё могущество так велико, что они могут распоряжаться самой Смертью. В силу своего благородства Антигона не могла терпеть беззакония, творящегося по воле Креонта, и это не последняя причина, толкнувшая её на подвиг.
В-третьих, по древнегреческим представлениям, родственники непогребённого покрывались позором, раз в их роду случилось подобное бесчестие. Так что указ Креонта нёс в себе противоречие: на Исмену и Антигону переходил одновременно и позор Полиника, и честь Этеокла, да к тому же этот отнюдь не мудрый указ сразу ставил сестёр перед тяжелейшим выбором: покрыть себя позором за осквернение трупа брата или же быть казнёнными как государственные преступницы.
Все эти соображения не оставили для Антигоны сомнений в своей правоте («Служу я тем, кому служить должна»), и поэтому она отвергает просьбу Исмены «держать всё в тайне» и в дальнейшем действует открыто: после символического погребения («Не виден труп, хоть не зарыт: от скверны покрыт он только тонким слоем праха») она вторично нарушает царский указ, попытавшись совершить над братом полноценный похоронный обряд. За этим занятием её схватили стражи, причём Антигона, сознавая свою правоту, «не оробела» и не стала отрицать «былых и новых преступлений», что говорит о её мужестве. Она также не боится и Креонта, потому что любое наказание, которое он мог ей назначить, было для неё не так ужасно, как, «устрашившись гнева человека, потом ответ держать перед богами…». С другой стороны, ей же всё равно пришлось бы когда-нибудь умереть, так уж лучше уйти из жизни «до срока», но с чистой совестью и сознанием выполненного долга. Кроме того, Антигона считает себя вправе нарушать человеческие законы, если они идут вразрез с законами божественными:
Не знала я, что твой закон всесилен
И что посмеет человек нарушить
Закон богов, неписанный, но прочный.
Зная непримиримость Креонта, она не пытается оправдываться и обращается с царём презрительно-насмешливо: «Я в глупости глупцом обвинена», «Казни меня, – иль большего ты хочешь?». В споре с царём она упорно отстаивает свои принципы: «Чтить кровных братьев – в этом нет стыда», «Один закон Аида для обоих» и «Я рождена любить, не ненавидеть». Следует отметить, что Софокл мастерски создал эту сцену: с одной стороны, для зрителя становится очевидна правота Антигоны, и в то же время ещё большую неприязнь начинает вызывать Креонт, который с пренебрежением отмахивается от человечных доводов Антигоны:
Люби, коль хочешь, отправляясь к мёртвым.
Не дам я женщине собою править.
Если раньше поведение царя могло быть оправдано стремлением к порядку, то после этих слов становится ясно, что Креонт всего лишь жестокий тиран и не более того. Прибегнув к аргументу силы, царь морально проигрывает своей противнице, а значит, все дальнейшие его действия совершаются уже исходя не из каких-то высоких принципов, а из простого упрямства.
Впрочем, образ героини не лишён противоречий: при всём своём благородстве и достоинстве она по фанатизму и непримиримости близка к Креонту, хотя и отстаивает противоположные принципы. Во-первых, Антигона излишне резка по отношению к несчастной Исмене: ещё до погребения она говорит с сестрой презрительным тоном, принимая её колебания за предательство: «…А ты, коль хочешь, не чти законов, чтимых и богами» и даже: «Ты ненавистна мне с такою речью, и мёртвому ты станешь ненавистной». Затем, уже осуждённая на смерть, Антигона насмехается над Исменой, но, впрочем, сразу же прибавляет: «Коль насмехаюсь, в муках я смеюсь». По этой фразе видно, что резкость героини оправдывается исключительной тяжестью её положения, и поэтому Исмена, которая оказалась не способной на подвиг, не могла вызвать у сестры особого сочувствия.
Во-вторых, Антигона бестрепетно и очень часто говорит о смерти: она даже заявляет, что предпочитает смерть, а не жизнь, и что она «давно мертва». Может сложиться ошибочное впечатление, будто Антигона изображена Софоклом неестественно: ведь не может же нормальный живой человек быть столь равнодушен к своей грядущей смерти! Однако в эписодии четвёртом, когда Антигону ведут на казнь, героиня произносит глубоко трагический монолог, в котором горько оплакивает свою «участь злополучную». Теперь Антигона предстаёт перед нами совсем в другом свете: несмотря на свои речи о том, что «смерть ей прибыльна», она на самом деле любит жизнь. Героиня сокрушается по поводу того, что у неё совершенно незаконно отняли её естественные права: вступить в брак, вырастить детей, да и просто радоваться «очам священным солнца». В конце Антигона не выдерживает и начинает роптать на богов за то, что они допустили, чтобы их поборница была «безбожной названа за благочестье». С присущей ей горячностью она заклинает, чтобы боги потерпели столько же зла, сколько она сейчас терпит от них неправды, и это нельзя назвать богохульством, потому что с позиции Антигоны подобные обвинения были вполне правомерны. Не зная о грядущем возмездии, можно было действительно усомниться в силе божественного закона, раз боги позволяют злодеям безнаказанно его попирать, да ещё и казнить достойных. В последних словах Антигоны выразилось бессилие её разума перед чудовищным фактом беззакония:
На меня посмотрите, правители Фив,
На последнюю в роде фиванских царей,
Как терплю, от кого я терплю – лишь за то,
Что почтила богов почитаньем!
Таким образом, нам становится ясно, что Антигона – живой человек, а не какой-то идеализированный образ, придуманный Софоклом для выражения своих идей. Некоторые исследователи, впрочем, ставят реальность характера героини под сомнение, указывая в подтверждение этого на поразительное равнодушие Антигоны к своему жениху Гемону: она упоминает его имя всего лишь в одной строке: «О, милый Гемон, как унижен ты!». Но не стоит забывать, что в древности отношение к браку существенно отличалось от нынешнего: в условиях жёсткого патриархата брак считался сделкой между женихом и отцом невесты и имел целью совместное ведение хозяйства и рождение наследников. О любви в браке речь не шла, и поэтому если какие-то чувства и имели место, то говорить о них считалось неприличным. Кроме того, упомянутая выше реплика о Гемоне, по всей видимости, приписана Антигоне уже после Софокла и на самом деле принадлежит Исмене, которая пыталась убедить Креонта в том, что Антигона и Гемон – отличная пара. Впрочем, в глазах афинских зрителей всё это выглядело естественным и не придавало образу Антигоны излишней жёсткости.
Итак, Антигона, с точки зрения Софокла, являет собой образец мужества и благородства, и подлинное достоинство человека заключается, как видим, в том, чтобы ставить определённые ценности (например, родственный долг) выше своей жизни и отстаивать их несмотря ни на что. При этом можно идти против власти, если она попирает древние неписаные законы, потому что из мифов известно, что на нечестивых правителей всегда обрушивалась божественная кара. Кроме того, можно и нужно сбрасывать с себя оковы традиционных представлений и шаблонов, если всё это препятствует исполнению долга. И, наконец, главное достоинство человека – способность самостоятельно выбирать свою судьбу, одерживая таким образом победу над обстоятельствами, в которые его ставят внешние силы.
Последовательно рассмотрев неверные или не вполне верные взгляды на достоинство человека, мы дошли, наконец, до образа знаменитого софокловского «человека долженствования» – героической Антигоны. Наперекор бытовавшим в Древней Греции представлениям о том, какой должна быть женщина (в этом смысле «образцом для подражания» может служить Исмена), Антигона самостоятельна, решительна, тверда, мужественна и верна своей благородной природе, а главное, она сама выбирает свою судьбу. Для неё долг превыше всего, и ради его исполнения она готова пойти на смерть: «Мне сладко умереть, исполнив долг», потому что земная жизнь коротка, а в Аиде, где надо будет держать ответ перед родными, ей предстоит провести вечность:
…ведь мне придётся
Служить умершим дольше, чем живым.
Останусь там навек….
Так что же это за долг, который для героини дороже жизни и которым, в то же время, пренебрегают все остальные персонажи?
Во-первых, Антигона не могла допустить осквернение тела брата, потому что он для неё был «свой», «родной», «любимый», и это перевешивало все преступления Полиника. Для Антигоны было совершенно естественным почтить погребением одинаково обоих братьев, несмотря на то, что при жизни они были непримиримыми врагами, ведь в Аиде фиванский трон, который они не смогли поделить, ничего не стоит, а значит, и для вражды больше нет причины. Кроме того, потеря брата для Антигоны была принципиально невосполнимой, потому что «если мать с отцом в Аид сокрылись», то «уж никогда не народится брат», в то время как потеря мужа не заставила бы Антигону идти «против граждан».
Во-вторых, для героини представлялось простым и непреложным фактом то, что необходимо почитать вообще всех мёртвых и через это и «богов Подземных», чьё могущество так велико, что они могут распоряжаться самой Смертью. В силу своего благородства Антигона не могла терпеть беззакония, творящегося по воле Креонта, и это не последняя причина, толкнувшая её на подвиг.
В-третьих, по древнегреческим представлениям, родственники непогребённого покрывались позором, раз в их роду случилось подобное бесчестие. Так что указ Креонта нёс в себе противоречие: на Исмену и Антигону переходил одновременно и позор Полиника, и честь Этеокла, да к тому же этот отнюдь не мудрый указ сразу ставил сестёр перед тяжелейшим выбором: покрыть себя позором за осквернение трупа брата или же быть казнёнными как государственные преступницы.
Все эти соображения не оставили для Антигоны сомнений в своей правоте («Служу я тем, кому служить должна»), и поэтому она отвергает просьбу Исмены «держать всё в тайне» и в дальнейшем действует открыто: после символического погребения («Не виден труп, хоть не зарыт: от скверны покрыт он только тонким слоем праха») она вторично нарушает царский указ, попытавшись совершить над братом полноценный похоронный обряд. За этим занятием её схватили стражи, причём Антигона, сознавая свою правоту, «не оробела» и не стала отрицать «былых и новых преступлений», что говорит о её мужестве. Она также не боится и Креонта, потому что любое наказание, которое он мог ей назначить, было для неё не так ужасно, как, «устрашившись гнева человека, потом ответ держать перед богами…». С другой стороны, ей же всё равно пришлось бы когда-нибудь умереть, так уж лучше уйти из жизни «до срока», но с чистой совестью и сознанием выполненного долга. Кроме того, Антигона считает себя вправе нарушать человеческие законы, если они идут вразрез с законами божественными:
Не знала я, что твой закон всесилен
И что посмеет человек нарушить
Закон богов, неписанный, но прочный.
Зная непримиримость Креонта, она не пытается оправдываться и обращается с царём презрительно-насмешливо: «Я в глупости глупцом обвинена», «Казни меня, – иль большего ты хочешь?». В споре с царём она упорно отстаивает свои принципы: «Чтить кровных братьев – в этом нет стыда», «Один закон Аида для обоих» и «Я рождена любить, не ненавидеть». Следует отметить, что Софокл мастерски создал эту сцену: с одной стороны, для зрителя становится очевидна правота Антигоны, и в то же время ещё большую неприязнь начинает вызывать Креонт, который с пренебрежением отмахивается от человечных доводов Антигоны:
Люби, коль хочешь, отправляясь к мёртвым.
Не дам я женщине собою править.
Если раньше поведение царя могло быть оправдано стремлением к порядку, то после этих слов становится ясно, что Креонт всего лишь жестокий тиран и не более того. Прибегнув к аргументу силы, царь морально проигрывает своей противнице, а значит, все дальнейшие его действия совершаются уже исходя не из каких-то высоких принципов, а из простого упрямства.
Впрочем, образ героини не лишён противоречий: при всём своём благородстве и достоинстве она по фанатизму и непримиримости близка к Креонту, хотя и отстаивает противоположные принципы. Во-первых, Антигона излишне резка по отношению к несчастной Исмене: ещё до погребения она говорит с сестрой презрительным тоном, принимая её колебания за предательство: «…А ты, коль хочешь, не чти законов, чтимых и богами» и даже: «Ты ненавистна мне с такою речью, и мёртвому ты станешь ненавистной». Затем, уже осуждённая на смерть, Антигона насмехается над Исменой, но, впрочем, сразу же прибавляет: «Коль насмехаюсь, в муках я смеюсь». По этой фразе видно, что резкость героини оправдывается исключительной тяжестью её положения, и поэтому Исмена, которая оказалась не способной на подвиг, не могла вызвать у сестры особого сочувствия.
Во-вторых, Антигона бестрепетно и очень часто говорит о смерти: она даже заявляет, что предпочитает смерть, а не жизнь, и что она «давно мертва». Может сложиться ошибочное впечатление, будто Антигона изображена Софоклом неестественно: ведь не может же нормальный живой человек быть столь равнодушен к своей грядущей смерти! Однако в эписодии четвёртом, когда Антигону ведут на казнь, героиня произносит глубоко трагический монолог, в котором горько оплакивает свою «участь злополучную». Теперь Антигона предстаёт перед нами совсем в другом свете: несмотря на свои речи о том, что «смерть ей прибыльна», она на самом деле любит жизнь. Героиня сокрушается по поводу того, что у неё совершенно незаконно отняли её естественные права: вступить в брак, вырастить детей, да и просто радоваться «очам священным солнца». В конце Антигона не выдерживает и начинает роптать на богов за то, что они допустили, чтобы их поборница была «безбожной названа за благочестье». С присущей ей горячностью она заклинает, чтобы боги потерпели столько же зла, сколько она сейчас терпит от них неправды, и это нельзя назвать богохульством, потому что с позиции Антигоны подобные обвинения были вполне правомерны. Не зная о грядущем возмездии, можно было действительно усомниться в силе божественного закона, раз боги позволяют злодеям безнаказанно его попирать, да ещё и казнить достойных. В последних словах Антигоны выразилось бессилие её разума перед чудовищным фактом беззакония:
На меня посмотрите, правители Фив,
На последнюю в роде фиванских царей,
Как терплю, от кого я терплю – лишь за то,
Что почтила богов почитаньем!
Таким образом, нам становится ясно, что Антигона – живой человек, а не какой-то идеализированный образ, придуманный Софоклом для выражения своих идей. Некоторые исследователи, впрочем, ставят реальность характера героини под сомнение, указывая в подтверждение этого на поразительное равнодушие Антигоны к своему жениху Гемону: она упоминает его имя всего лишь в одной строке: «О, милый Гемон, как унижен ты!». Но не стоит забывать, что в древности отношение к браку существенно отличалось от нынешнего: в условиях жёсткого патриархата брак считался сделкой между женихом и отцом невесты и имел целью совместное ведение хозяйства и рождение наследников. О любви в браке речь не шла, и поэтому если какие-то чувства и имели место, то говорить о них считалось неприличным. Кроме того, упомянутая выше реплика о Гемоне, по всей видимости, приписана Антигоне уже после Софокла и на самом деле принадлежит Исмене, которая пыталась убедить Креонта в том, что Антигона и Гемон – отличная пара. Впрочем, в глазах афинских зрителей всё это выглядело естественным и не придавало образу Антигоны излишней жёсткости.
Итак, Антигона, с точки зрения Софокла, являет собой образец мужества и благородства, и подлинное достоинство человека заключается, как видим, в том, чтобы ставить определённые ценности (например, родственный долг) выше своей жизни и отстаивать их несмотря ни на что. При этом можно идти против власти, если она попирает древние неписаные законы, потому что из мифов известно, что на нечестивых правителей всегда обрушивалась божественная кара. Кроме того, можно и нужно сбрасывать с себя оковы традиционных представлений и шаблонов, если всё это препятствует исполнению долга. И, наконец, главное достоинство человека – способность самостоятельно выбирать свою судьбу, одерживая таким образом победу над обстоятельствами, в которые его ставят внешние силы.
Мой литературный сайт и форум
http://litistina.ru
http://litistinafm.mybb.ru
Публикация произведений начинающих авторов,критика,литературные конкурсы и игры,книжные новости, библиотека,много общения
http://litistina.ru
http://litistinafm.mybb.ru
Публикация произведений начинающих авторов,критика,литературные конкурсы и игры,книжные новости, библиотека,много общения
-
Автор темыМастер Буквоед
- Всего сообщений: 6
- Зарегистрирован: 09.11.2008
- Образование: студент
- Откуда: Москва
- Контактная информация:
Re: Софокл, "Антигона"
ГЛАВА 5
Подводя итог нашему исследованию, следует разобраться, какое общественное и историческое значение имело создание этого шедевра мировой литературы. Судя по тому, что Софокл на следующий год после постановки трагедии был избран одним из стратегов и в дальнейшем остался в памяти греков как величайший драматург, «Антигона» была понята и принята зрителями. Дискредитировав в лице Креонта идею неограниченной власти, Софокл, тем самым, укрепил веру афинян в правильности их демократической системы. Впрочем, эта вера сильно пошатнулась в ходе Пелопонесской войны (431-494 гг. до н. э.), когда Афинская держава была разгромлена Спартой, и Афины, опустошённые чумой и разорённые неприятелем, оказались под властью олигархов, известных как «Тридцать тиранов». Хотя тирания через год была свергнута, восстановленная после этого демократия уже не имела той нравственной основы, на которую опиралось до войны всё её здание. Фактически вся Греция оказалась втянутой в непрерывную гражданскую войну, в ходе которой получило широкое распространение нарушение культурных и религиозных запретов, (то есть известных нам божественных законов), и о долге и благородстве было забыто. Таким образом, оказалось, что, к сожалению, греки в конечном итоге остались глухи к софокловским урокам героизма, чести и самоотверженности.
И сейчас, спустя два с половиной тысячелетия, проблемы, поднятые великим драматургом, не теряют своей актуальности: один только двадцатый век породил множество бесчеловечных доктрин (фашизм, сталинизм, тоталитаризм…), которые перекликаются с креонтовской идеей об абсолютном превосходстве одной сильной личности над послушным и безвольным стадом подданных. К счастью, в истории пока ещё не было периода, чтобы подобные идеи не встречали деятельного сопротивления прогрессивных сил. Проблема отношения человека и власти, а так же проблема нравственного выбора стоят сейчас не менее остро, чем во времена Софокла, и поэтому «Антигона» была и будет актуальна и нужна.
Подводя итог нашему исследованию, следует разобраться, какое общественное и историческое значение имело создание этого шедевра мировой литературы. Судя по тому, что Софокл на следующий год после постановки трагедии был избран одним из стратегов и в дальнейшем остался в памяти греков как величайший драматург, «Антигона» была понята и принята зрителями. Дискредитировав в лице Креонта идею неограниченной власти, Софокл, тем самым, укрепил веру афинян в правильности их демократической системы. Впрочем, эта вера сильно пошатнулась в ходе Пелопонесской войны (431-494 гг. до н. э.), когда Афинская держава была разгромлена Спартой, и Афины, опустошённые чумой и разорённые неприятелем, оказались под властью олигархов, известных как «Тридцать тиранов». Хотя тирания через год была свергнута, восстановленная после этого демократия уже не имела той нравственной основы, на которую опиралось до войны всё её здание. Фактически вся Греция оказалась втянутой в непрерывную гражданскую войну, в ходе которой получило широкое распространение нарушение культурных и религиозных запретов, (то есть известных нам божественных законов), и о долге и благородстве было забыто. Таким образом, оказалось, что, к сожалению, греки в конечном итоге остались глухи к софокловским урокам героизма, чести и самоотверженности.
И сейчас, спустя два с половиной тысячелетия, проблемы, поднятые великим драматургом, не теряют своей актуальности: один только двадцатый век породил множество бесчеловечных доктрин (фашизм, сталинизм, тоталитаризм…), которые перекликаются с креонтовской идеей об абсолютном превосходстве одной сильной личности над послушным и безвольным стадом подданных. К счастью, в истории пока ещё не было периода, чтобы подобные идеи не встречали деятельного сопротивления прогрессивных сил. Проблема отношения человека и власти, а так же проблема нравственного выбора стоят сейчас не менее остро, чем во времена Софокла, и поэтому «Антигона» была и будет актуальна и нужна.
Мой литературный сайт и форум
http://litistina.ru
http://litistinafm.mybb.ru
Публикация произведений начинающих авторов,критика,литературные конкурсы и игры,книжные новости, библиотека,много общения
http://litistina.ru
http://litistinafm.mybb.ru
Публикация произведений начинающих авторов,критика,литературные конкурсы и игры,книжные новости, библиотека,много общения
-
Бок
Re: Софокл, "Антигона"
Мастер Буквоед
здорово, очень интересно. Не ожидал, что Софокл пользуется популярностью среди студентов.
здорово, очень интересно. Не ожидал, что Софокл пользуется популярностью среди студентов.
-
Валенсия
Re: Софокл, "Антигона"
Замечательная работа! Очень глубокий анализ. Мне,как филологу, было очень интересно почитать.
-
МС Андреев
- Всего сообщений: 2
- Зарегистрирован: 04.06.2010
- Образование: студент
- Откуда: Москва
- Контактная информация:
Re: Софокл, "Антигона"
Рад стараться!
Заметьте, я это всего лишь на первом курсе пейсал...
Хотя мне больше Аристофанушко нравится, нежели СофоклЪ...
Заметьте, я это всего лишь на первом курсе пейсал...
Хотя мне больше Аристофанушко нравится, нежели СофоклЪ...
Общество "Фортуна" - просвещение, творчество, захват мира!
litistina.ru
litistina.ru