Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" ⇐ Общелитературный раздел

[santehlit]

Грохнул на тумбочку угловатую бутылку коньяка.
- Хочу с тобой выпить. Специально прилетел. Сразу, как узнал.
Петька тактично вышел. За ним потянулись солдаты из палаты. Их трое. Молоденький самый – водитель персонального УАЗика начальника особого отдела отряда. Здесь он с огнестрелом. Вернее – с царапиной от пули под мышкой. Застукал его капитан Тимошенко с женой в прелюбодеянии и за кабуру. Жене пулю в сердце, водиле, и себе в голову. Схоронили супругов, а солдатик лёгким испугом отделался да царапиной в левой подмышке.
Рассказывал вечером, когда палатой допивали коньяк:
- Были в Уссурийске, шеф: «Давай заедем к крестникам». Задержали нарушителей – ей девятнадцать, ему сорок пять. У него в Китае семья – детишек кишмя кишит, а он: хочу жить в Союзе и только вот с ней.
- Действительно, кресничек, - вспомнил я историю двухгодичной давности.
- Так вот, - продолжил водила особого отдела, - ушёл шеф, а через некоторое время летит молодая хозяйка. Ничего из себя, в нашей одёжке. «Идём, - говорит, - солдат, чаю попьёшь». В сторонку отошла да как начала сморкаться – у меня и аппетит пропал.
- Обезьяна, - посетовал один из двух «дедов-погранцов». – Никакой культуры.
Я возразил:
- Это ты напрасно. Китайская культура намного древнее нашей.
- И от того они такие рыпистые? Тебя вон чуток не утопили….
- Одно другому не мешает. Взять немцев – цвет европейской цивилизации, а сколько народу загубили….
Заспорили. Фрицев, хотя они тоже гады, когда против нас, уважали больше узкоглазых.
У «дедов-погранцов» своя «история болезни». Были в увольнении, сцепились с «шурупами» из танковой дивизии. Толпа тех была – всех перемогли. Одному бойцу косицу проломили – до сих пор в коме лежит. Погранцы ждут и гадают, куда из палаты – на заставу или в дисбат?
Вот и меня, то ли лечат здесь, то ли в заложниках держат – как дело повернётся. Диверсантам мы не дали уйти, а катер-то угробили. Пропили с Вадимом….
Достал из тумбочки газету - старший Старовойтов притащил. Отыскал…. Вот она, малюсенькая заметка: «…. уволить в запас…. срок службы которых.… и призвать на действительную срочную службу….». Какие простые, но важные, ёмкие слова! Как долго ждала их моя душа.
По щекам побежали слёзы, я закрыл лицо газетой.
- Что с тобой? – засуетились погранцы. – Тебе плохо? Позвать сестру? Сестра!
Но пришёл медбрат – сержант срочной службы.
Слёзы вытираю:
- Со мной ничего – всё в порядке.
- Вставай, вставай, - потребовал костоправ. – На укол пора.
Пошли в процедурную. Сержант в белом халате трепался напропалую:
- Горячий укол – хлористый кальций. Он тебя к утру на ноги поставит. Закатай тельник до предплечья. Поработай кулаком….
- Зубов не жалко?
- Шутить изволите?
Он перетянул мне руку жгутом, нашёл иглой вену, выдавил туда содержимое шприца. Вздулась шишка.
- Сейчас будет немножко жарковато, - и развязал жгут.
Какой немножко! Будто огнедышащий дракон лизнул мою спину. Я дёрнулся грудью вперёд, упал со стула и отключился на полу.
…. Вернувшееся зрение явило сознанию такую картину - я спиной на полу, на мне костоправ, по щекам хлещет. Потом сунул в нос нашатырь.

[santehlit]

- Что с тобой? Что?
- Дом увидел, как наяву…. Слышь, брат, помоги. Мне надо связаться с бригадой в Дальнереченске. Позволь к телефону….
Костоправ взликовал, что ко мне вернулось сознание, и рад был помочь:
- Так, это, коды надо знать…. Ты знаешь?
Я не знал.
- Юлька! Юлька поможет. У меня девчонка на телеграфе служит. Пойдём.
Мы прошли в кабинет военного врача. Костоправ дозвонился до своей Юльки, уворковал её помочь. Телефонистка связалась с Дальнереченском. Был звонок в политотдел бригады, дежурному по части. Наконец нашли квартирный телефон Юрченко.
- Да, - раздался на том конце провода узнаваемый голос с хрипотцой.
- Добрый вечер, Борис Павлович, главный старшина Агарков, ханкайская группа катеров. Прошу прощения за поздний звонок.
- Да уж…. Я слушаю, старшина.
- Приказ вышел, товарищ кавторанга, занятия начались, меня ждут в институте.
- Я помню о своём обещании. Но мне сказали: у тебя проблемы со здоровьем.
- Жив и здоров, Борис Павлович, и вам желаю….
- Слышу. Рад. Завтра дам команду готовить тебе документы на расчёт. Приезжай….
- А Переверзев?
- Я ему сейчас позвоню.
- Спасибо.
- Спасибо, друг, - я полез обниматься к костоправу. Ткнулся носом в его плечо и не смог удержать слёз.
- Ну-ну, - похлопывал ладонью моё плечо сержант. – Ну-ну.
Переверзев явился после обеда.
- Личные вещи остались? Собирайся. Завтра еду в бригаду и тебя захвачу.
- В бригаду? На ГАЗоне? 200 вёрст в холодном пыльном кузове? Боже праведный! А почему не на поезде? Билетов не достать? А попробовать? Дайте мне шанс.
- Хорошо. Не уедешь сегодня – завтра со мной на машине.
Сборы были не долги – вещи мои хранились в каптёрке. Я из санчасти перебрался в казарму, где уже обитал наш героический, но сухопутный теперь экипаж. Прощались, обнимались, собирались всей толпой в самоволку – меня на вокзал проводить. Герасименко явился с пирса, специально, по приказу замполита. Вот спелись два друга – хрен да подпруга! Ухмылки его ясны – билетов нет, меня в казарму и завтра в продуваемом всеми ветрами, пыльном кузове «УАЗа» двести вёрст в холодном октябре. А меня кашель бьёт, испарина от слабости – ну, не долечился: домой охота.
Думаю, подсылая ко мне Гераську, замполит ещё одну цель преследовал. Знал, что отношения наши не выяснены, характеры у обоих взрывные – большая вероятность, что мы могли сцепиться с сундуком насмерть у последней черты. А он пожнёт плоды своих интриг.
Прощай, братва! Веди меня, сундук, на вокзал.
Идём, молчим. Я впереди, Гераська за спиной – конвоирует.
На вокзале кассирша:
- Билетов нет. Но могут быть по прибытию поезда.
О-пана! Зацепочка!
- Буду ждать, - говорю. – Могут быть места по прибытию поезда.
Гераська пожал плечами – имеешь право. Прибытие в половине двенадцатого. Ещё два часа. Готов ждать. Вот, ублюдок!
На вокзале народу тьма – призывников провожают. Вот они – свежестриженные, нахально-растерянные – с родственниками, друзьями, подругами.
У меня созрел план. Подошёл к группе ребят.

[santehlit]

- На службу? Основное армейское правило знаете? Старшин уважай, кусков презирай. Видите, сундук меня пасёт? Можете прессонуть, чтоб я его на вокзале больше не видел?
- О-о, да легко. Мы его щас в ближайших кустах закопаем, - пообещали провожающие, выпендриваясь перед отъезжающими.
Не знаю, закопали Герасименко в ту ночь на вокзале иль убёг Николай Николаевич, но пропал с моих глаз навсегда. С новыми знакомцами-призывниками я не только сел в поезд, но и без билета доехал до Дальнереченска – закосил под «покупателя». Настоящие были не против.
В бригаде меня ждали документы на главного корабельного старшину. Прощальный жест полковника Конова. И ещё известие, что машина с замполитом, выезжая из Камень-Рыболова, перевернулась. Переверзев сломал ногу и попал в санчасть. Вот так судьба распорядилась.
Дембеля с малых катеров поинтересовались - не нужно ли что через забор пронести? У меня в портфеле ничего предосудительного. Разве что альбомчик.
- Кто дежурный на КПП?
- Старлей Ершов.
Докатился Кабанчик – на сундуковские посты заступает.
- Легко пройду – корифан-то старый.
Но ошибся….
Ершов не кинулся обниматься. Сказал деловито:
- На дембель? Что везём? Открывай портфель – таможенный досмотр. Так, тельник один, зубная щётка… так…. А это что? Дембельский альбомчик? Ну-ка, ну-ка, полюбопытствуем…. А тебе известно, старшина, что снимать боевую технику запрещено? Не обессудь….
Он рвал листы из дембельского альбома и вглядывался в моё лицо с садистским удовольствием.
- Что лыбишься? Что ты лыбишься?
- Я думаю, переступлю порог КПП и больше никогда, ни одной писе не позволю унижать себя безнаказанно. Клянусь.
- Может, поговорим на эту тему в кабинете начальника политотдела, или ты торопишься?
Вырванные листы Кабанчик сунул в урну, альбом положил сверху на портфель. Я потянул его за ручку, и альбом скатился на пол. Пусть остаётся. Уж лучше без него, чем с таким.
- Честь имею! – козырнул и вышел вон.
Этот случай рассказал полковнику ЧВВАКУШа, вместе с двумя патрульными курсантами остановившему меня на вокзале в Челябинске. Я уже переоделся в дембельскую форму и поджидал электричку в родной район. Полкан полистал мои документы, пересчитал знаки на груди и сказал:
- Служили отлично, но зачем же форму нарушать? Кашне вам не положено. Снимите, застегнитесь и наденьте «слюнявчик».
- «Сопливчик», товарищ полковник, - поправил я, стоя в распахнутом бушлате и роскошном офицерском кашне.
Видок мой дембельский явно не соответствовал требованиям Устава, но падать ниц в трёх шагах от дома так сильно не хотелось….
- Вы можете затащить меня в гарнизонную губу, отнять звание и награды…. Я три года не был дома, готов задержаться ещё на десять суток, но «сопливчика» у меня нет – стюардессе оставил сувениром.
Он был мудр, этот полковник ЧВВАКУША. Он усмехнулся, вернул мне документы и взял под козырёк. Я мог презирать любого вояку – будь он маршал или рядовой – это субъективно. Но объективно – я обязан отдать честь воинской форме. И я опустил портфельчик, застегнул бушлат, даже крючок у горла, упихал с глаз кашне, и встал по стойке «смирно», приложив ладонь к бескозырке.
- Вольно, - сказал полковник и протянул широкую ладонь. – Поздравляю с возвращением.
Слёзы побежали по моим щекам, когда показали патрульные спины.
Потоки их были дома. Мама плакала, уткнувшись носом в моё плечо. Отец размазывал сырость кулаками по щекам. Сестра – оптимистка. Явилась и пихнула меня в кресло:
- Рассказывай.
- Что, милая?
- Как что? Анекдоты армейские – страсть люблю.
- Да не был я в армии – три года во флоте.
- Напрасные годы, заметь, - встрял отец. – Сейчас бы уже институт заканчивал, в начальники метил.
Я задумался - а напрасные ли?