Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен" ⇐ Общелитературный раздел

[santehlit]

Однако Довгань, помня обиду, пакостил, где только мог. В следующий понедельник заявился к нам на самоподготовку. Полюбовавшись моей короткостриженной шевелюрой, зацепился взглядом и приказал:
- Усы всем сбрить!
Юра Меньшиков поднялся:
- У меня уважительная причина.
Довгонь:
- Пишите рапорт – рассмотрю.
Я написал и ребят научил – на имя начальника ракетного цикла. Сам и отнёс ему три листочка. Полковник Незнамов прочёл внимательно.
- Губа пробита? Зубы видать? Шрамы мужчин украшают. Сбрить!
Эта резолюция на петицию Меньшика.
- Отец морской офицер? А он сын казачий? Да хрен он собачий! Сбрить!
Приговорена губная растительность Олега Жежеля. Прочитав мой рапорт, полковник от души посмеялся.
- Да ты, брат, писатель – ловко придумал.
- Никак нет. Усы мне действительно приказом по кораблю разрешили в награду за успешную сдачу проверки.
- Коли так – носи. Главное, до истины не докопаешься. Тебе бы в МГИМО, а ты здесь прозябаешь.
И черкнул наискось – разрешить. Пусть теперь сунется майор Довгань.
Потом был Осенний Бал. Гуляли масштабно в ДК ЗСО (дом культуры станкостроительного завода имени Серго Орджоникидзе). Приглашены все студенты и преподаватели ЧПИ. Народу было - залы полны: в одном играл ВИА и танцевали, в другом состязались барды с гитарами, в третьем что-то типа огонька с крытыми столиками. Буфеты работали.
Гончарова достала своими связями два билета в банкетный зал и один вручила мне со словами:
- Там тебя ждёт судьба.
Девушку звали Таней – была она старостой второго (девичьего) этажа. Скромна, мила, с фигуркой и личиком от Красной Шапочки из мультфильма. Она мне была весьма симпатична, хотя знакомство началось с конфуза. По какой-то студсоветовской необходимости постучался к ней в комнату однажды вечером. За дверью возгласы:
- Сейчас, сейчас! Подождите минутку! Теперь можно.
Думаете, девчонки там одевались (ну, может быть) или прятали что-то неприглядное мужскому взгляду? Да где там! Барышень хлебом не корми, дай вывесить на всеобщее обозрение своё состирнутое бельишко. Оно и висело на дужках кроватей, когда я вошёл. Да мне не впервой - пробежался взглядом по распаренным лицам:
- А где Таня?
В ответ гомерический хохот – трое смеются, одна чуть не плачет, не зная, куда спрятать безбровое, безресничное, блеклогубое лицо. Вот тебе и Красная Шапочка – всю красоту водой в душе смыла. Впрочем, остались ножки точёные.
За столиком нас было четверо – Олег Савичев (о нём попозже), с гидравлики третьекурсница Аля и Таня. Я помнил, судьба меня ждёт, и дал ей волю самой достучаться, а сам принялся насыщаться – есть, пить, болтать и музыку слушать. Но известно, для девушек любые танцульки как лампочка для мошкары. Только зазвучали танцевальные ритмы, Аля цап меня за руку и на круг. И чёрт её знает – может, судьба. Об Але, которую ещё звали Восточной Красавицей, я слышал немало (общага тесна) – девушка проста, без фанаберии, много от парня не ждет, и уговаривать её долго не надо. Савичеву бы такую, а он танцевал с Таней. Выходя в перекурах, хвастал, что любую биксу в два счёта завалит. Мол, случая не было, чтобы после танцев в общаге или институте уходил, не вдувши - короче, нёс жеребятину. Ох, не для Тани он, не для Тани!

[santehlit]

Дальше пируем. Аля из рук меня не выпускает и никого не подпускает – за столом и на танцплощадке танго «Я задушу тебя в объятиях» в её исполнении. А что я сделаю – судьба, которой доверился! В конце концов, взял и поцеловал её в мягкие, удивительно горячие губы. Аля ломаться не стала, сама обняла меня и быстро-быстро целовала в лоб, щёки, подбородок. От этого натиска даже малость опешил.
- Пойдём отсюда, а то я больше не могу.
Признаться, и меня вовсю колотило.
- Не то слово - помчались.
Сошли с троллейбуса за две остановки до ЧПИ. Взявшись за руки, побежали в парк по хрустящим тонким ледком лужам. Льдинки стекляшками разлетались из-под ног, сверкая в тусклом неоновом свете. В безлюдной аллее на пустой лавочке снова стали целоваться. И тогда я познал восточную страсть. Аля оказалась девушкой пылкой, нежной и ласковой. Можно сказать, мне повезло. Никогда ещё не чувствовал себя таким желанным, таким любимым. Ну и вообще – здорово было. С другими девчонками не сравнить. Я и после блаженствовал, когда всё закончилось: курил, а Аля не выпускала из своих нежных рук предмет мой индивидуального пользования – то мяла, то целовала.
Это была безумная ночь. Мы перебрались в курилку общаги на чёрную лестницу, где на площадке меж этажами, Аля снова меня раздраконила и без всякого жеманства ртом ублажила. Просто удивительно – снизу и сверху слышны были звуки: кто-то ходил, курил, разговаривал. Общага не спит - ночной зефир струит эфир, шумит, поет Гвадалквивир! Кажется, расслышал и такую фразу:
- Агарков гуляет.
Потом был балкон и её белая прохладная задница, в которую, спустив штаны, долбился чреслами, согревая и согреваясь. О, Господи, где папарацци - вот бы заснять нас обоих в тот миг!
Когда мы расстались, начинался рассвет. Ну и ночь! Какой-то улёт! А может, нормальный оттопыр? Это ведь как посмотреть. Впрочем, Галина накаркала, а я подчинился воле судьбы. Чего же теперь?
Алю жалко – не передать словами. Думал я про неё, думал и пришел к следующему умозаключению. Феноменальная девушка, наверно надеется, а я-то знаю – встречаться не будем, и нет у нас с ней никаких перспектив. Сейчас не ищу ни жены, ни подруги, а делаю карьеру, и в этой игре другие правила и другая мораль. Нравственно всё, что на пользу дела, и безнравственно всё, что делу во вред. Доброта - не всеобщий эквивалент. И это правильно.
Вот так я думал, проснувшись утром после безумной ночи Осеннего Бала, но в глубине души понимал – пройдёт неделя, а то и меньше, мне вновь захочется Алиных выкрутасов, её нежности, и любви. Встречаться можно, зная меру – это главное качество в человеке.
Неделя прошла, Аля сама меня нашла.
- У меня задержка.
- Что это значит?
- Это значит, что ты скоро станешь папой.
Я внимательно смотрел ей в глаза.
- А ты матерью-одиночкой?
- Ты не отвертишься, председатель.
- Председатель может быть, а я да – уеду мичманом туда, где служил.
Помолчали, сверля друг друга глазами. Она всхлипнула противу правил.

[santehlit]

- Аля, не плач, мы будем друзьями - на большее не рассчитывай. Поверь, нам во всех смыслах будет приятней не обременять себя обязательствами.
К этому разговору днями раньше подготовила меня Гончарова – подловила, в комендантскую затащила и даже дверь на ключ закрыла, чтобы никто не помешал.
- Где ты выцепил эту лахудру?
Отпираться бессмысленно – Галина всё всегда про всех знает.
- Судьба, - говорю. – Вы же сами пророчили.
Разговаривать долгие разговоры про Таню и всё такое прочее ни ей, ни мне не хотелось очень. Гончарова рубанула с плеча:
- Ляжу сама, но Восточной Красавице тебя не отдам.
На этот посул сложился ответ, но промолчал, а Галина продолжила:
- Ты может, не знаешь, твоя Алия за одну ночь двенадцать парней одарила триппером. Им ехать на сборы, а они в поликлинику…. Оттуда звонят – вешайте фонарь на своё общежитие.
Я испугался:
- Когда это было?
- В прошлом году.
Слава Богу, не в этом. Испуг мой заметила Гончарова:
- А ты сходи, сходи в поликлинику – лишним не будет. Пред-се-датель….
Мой водевиль с Восточной Красавицей вся общага смаковала на славу. Особенно старался Вася Виноградов – на каждом углу, как мальчишка газетный кричал вместо «Сенсация!», «Ай да председатель!»
Когда повстречались, ладонь протянул, но как-то неуверенно – боялся, что рукопожатия не будет. Однако я, как ни в чём не бывало, крепко стиснул сантехнику пальцы, и убирать руку не спешил. Лицо Васяткино осветилось улыбкой.
- Вот это по-нашему, по-большевистски! Мне ведь Захезин (секретарь партийный факультета) поручение дал – во всём тебе помогать. И я стараюсь.
Ешё Виноград старался и в чём преуспевал – пить нахаляву. Его семейная малометровка № 436 находилась под комнатой № 536, в которой жили четверо парней из нашей группы. Естественно, что все праздники и дни рождения справляли мы там. У Васи собачий нюх на застолья – только сели, он тут как тут. Стучит, заходит.
- Имейте совесть – у меня ребёнок тока уснул.
Его, конечно, под белы руки – за стол. И Виноград, забыв о ребёнке, ел и пил, пока было что. Потом уходил, погрозив пальцем:
- Вы смотрите, чтобы было тихо, чтобы даже вилка со стола….
Пришлось проучить наглеца. Сели однажды – он в дверь стучит. Водку спрятали, а закуску куда? Вася заходит – у нас полумрак.
- Опять шалман.
- Да не, Василий, мы нынче без водки – по-комсомольски….
Виноград присел, осмотрел стол, тумбочки, кровати, плеснул в стакан газировки, уходить не спешил.
Я встрепенулся:
- Не могу без горючки. Мы же, Василий, с тобой пограничники – пьём всё, что горит.
Достал из тумбочки Борьки Газизова дезодорант, который для ног. Рот распахнул, а струю направил на подбородок – кто в полумраке-то разберёт. Ох, и щипучая зараза! Крякнул, выдохнул, занюхал – всё чин-чинарём, как после водки. Васятке протянул – буш? Тот пасть раззявил и от души – дезодорант-то халявный. Сначала выпучились глаза – любо-дорого посмотреть! Потом Васька дёрнулся и упал вместе со стулом, через голову кувыркнулся – сказалась пограничная выучка. Вскочил и задал стрекача, на полуслове сломав трёхэтажную матерную конструкцию. Больше в 536-ую он ни ногой и меня обходил стороной. Большевик хренов.

[santehlit]

Круто я с ним? Так уже говорил – хорошо то, что годится на пользу делу, подлость то, что делу во вред. Васька – вредитель, получил по заслугам. Афоничкин тоже был пограничник…. Ну, да ладно об этом. Пойдём дальше.
А дальше было вот что - Иванов влюбился. Вообще-то ему нравилась Таня, первая красавица курса – не раз он об этом сам говорил. А потом стал ухаживать за её подружкой, тоже Таней, и как-то привык. Приходил и рассказывал, будто стихи слагал:
- Дед, вот лежит она у меня на кровати - волосы на подушке волнами, тихий голос, нежные руки – внутри прямо всё схватывает.
- Ты жениться собрался? Вот что я тебе посоветую, брат. Если хочешь добиться чего-то в жизни, сердца не слушай, живи головой. Сердце – оно глупое. У многих, конечно, и голова тоже с придурью, но ты-то умный парень. Заруби себе на носу - пока не получишь образования, не увлекайся любовью. И семьёй не обзаводись.
Серёга в ответ:

Вот получим диплом, ёпапдулап, махнём в деревню
Будем пить там самогон, ёпапдулап, пахая землю
Будем сеять и пахать, ёпапдулап, ломая плуги
И прославим наш колхоз, ёпапдулап, по всей округе….

Петь он умел. Ну и допелся. Пассия однажды ему говорит, что беременна и всё такое – пора, любимый, в загс. Любовь у Сергея сдулась, как камера от гвоздя. И сам он в бега. Обманутая девушка в слёзы, подружка её утешает, а еёный штангист рычит, бицепсами играя:
- Порву скунса!
Не отыскав Иванова, притопал ко мне. На стук в дверь Сазиков выглянул, потом вернулся с побелевшим лицом:
- Там Ганага тебя хочет….
Фамилия у парня такая. И интерес его к моей персоне тоже был ясен. Я нож кухонный со стола цап и руку за спину. Выхожу. Он тычет спортивным пальцем мне в грудь:
- Не найдёшь стервеца, я тебе….
Я ему палец завернул и ножом в горло легонько ткнул – кровь показалась.
- Ты свою тётю в деревне пугай. Ещё раз, тварь, я тебя здесь увижу, яйца отрежу – так и знай.
Мне показалось, он обмочился – рванул по коридору, зажимая то место, которое может быть мокрым в такой ситуации. Ребятам в комнате пояснил – побеждают не бицепсы, а характер.
Потом был вечер, когда целая капелла девиц исполнила для меня плач Андромахи над неродившимся ребёнком. Короче, обесчещенная и брошенная решилась на аборт, только условие – к повивальной старухе должен везти её соблазнитель. Где Серый прячется, не знал и я, потому вызвался:
- Мы с ним друзья – готов разделить ответственность. Когда надо ехать?
Девчонки заахали:
- Под суд захотел? А если с Таней что случится - время затянуто, и никакая больница на операцию не согласится. А частная повитуха, сам знаешь….
Конечно, знаю - я к этим бабкам пороги стёр. Пошёл к Вовке Курочкину, объяснил ситуацию – если с Серым есть связь, обскажи. Скоро Иванов появился в нашей комнате, скрипнул зубами:
- Дед, ради тебя.
Интересная ситуёвина! Но я промолчал. А после полуночи он опять постучал:
- Танюхе плохо – нужна «скорая».
- И?

[santehlit]

- Убери вахтёра – знаешь, какие сплетни пойдут.
На вахте был академик, парнишка семейный – из тех, что жили в общаге по протекции Гончаровой и ей же на всё и на всех стучали. Я его отправил к благоверной под бок, сам сел дежурить. Вызвали «скорую». Таню под руки привели две подруги, за ними ещё одна несла таз. В него, прикрыв что возможно полами халата, усадили бедолагу, она плачет:
- Ой, кровушкой истекаю.
Таню «скорая» увезла, подруги ушли, мы с Серым остались на вахте.
- Ты, брат, на чёрта похож. Щетиной зарос, локоть разодран, на рубашке кровь. Дрался с кем или сам оперировал?
Серёга курил, молчал и мотал головой. На меня не смотрел – неудобно было. Кажется, я его понимал и сказал:
- Ты знаешь, думаю, что бабы такие же люди, как мы – есть среди них и добрые, честные, и порядочные тоже есть. Тут штука не в том, кто лучше, кто хуже. Вопрос – кто кого: они нас или мы их ведём под венец. Тут дело и чести, и самолюбия.
Не знаю, понял ли он меня.
На исходе осени Галина Константиновна наконец-то пригласила на новоселье – давно обещала да всё тянула – ремонт, мол, ремонт. И вот настал тот день кровавый! Стол накрыла, как подобает – ну, сильна Гончарова! Девчонок пригласила из 204-ой – Наташу, Нину и Альфию. И нас троих – Черникова (это председатель быткомиссии), Поню (это наш комиссар) и меня, чтобы наконец-то женить.
Пока девчонки расставляли тарелки, мы курили и смаковали последнюю новость – Таню, что беременной была от Иванова, за подпольный аборт и отказ от сотрудничества с дознавательными органами выперли из института. Она не только не сдала повитуху, но и о кавалере своём умолчала. Всё-таки влюблённая баба - статья особая.
Пошли за стол. Черников напевал про любовь, у которой как у пташки крылья. Быстренько нагрелись, включили музыку – танцевать захотелось. Решил расставить все точки над i и пригласил Наташу.
- Давай встречаться, - шепчу я ей.
Она всплеснула руками:
- Перепил?!
Надо было найти какие-то слова, идущие к сердцу – убедительные, хорошие, но ничего умнее не придумал:
- Не могу без тебя.
- До какой степени не можешь? – лукаво спросила.
Не ответил, а стал целовать её пальцы. Другой ладонью она погладила мою щеку.
- Бедненький. Как ты измучился! Только поздно уже.
- Ты выходишь за Когана?
- Галина разболтала? Он парень хороший.
- Этого достаточно?
- Успокойся – тебя бы любила, а с ним хорошо.
- Ты продукт эволюции – надо выходить замуж, надо рожать…
- Вот только хамить не надо!
Так, с Наташкой всё стало ясно, пригласил Нину. Танцуем. Спрашиваю:
- Может, объяснишь, почему у нас с тобой ничего не вышло.
Она зажмурилась. Губы шевелились, но звука не было. Молится что ли? С неё станется. Я ждал. Наконец, она открыла глаза – они были печальные, но спокойные.
- Ничего у нас с тобой и не могло выйти – я обязана ждать, раз обещала.
От её тона и слов мне стало грустно.
- А ведь я тебя действительно полюбил. Что же мне делать?
- Ждать. Юрка придёт, и я решу – кто из вас мне дороже.

[santehlit]

Вот бляха-муха, и тут облом! Диковинные существа эти хомо сапиенс, или как их там – шерше ля фам? Нет, в натуре – как дальше жить? Бабам легко – за них всё природа решает. Мы мучаемся – любить не любить, а они размышляют – давать не давать. К Але, что ли пойти?
Такие кислые думы одолели к концу застолья. Чтобы как-то отвлечься, стал преследовать взглядом громкокипучую хозяйку новой квартиры. Наконец проняло – натанцевавшись, она села напротив:
- Чего хмурый, Палундра? Ты скажи мне, чего тебе надо, ты ответь, гармонист молодой. Или у тебя сегодня критический день?
Зло подумал, у тебя-то, что за предклимактерические радости, а вслух сказал:
- Знаете, как шейк с аглицкого переводится – в том числе и приглашение к сексу.
- Да ну тебя! – Гончарова зарделась и промокнула шею платочком.
- А у вас получается.
- Палундра, перестань.
- Нет, правда, я бы остался.
- А то я отпущу тебя к твоей Але.
Вот так и спелись – гости ушли, а я заночевал.

7

Сойдясь с Гончаровой, успокоился в женском вопросе, потому что бабником себя не считал. У бабника как? Ему бы трахнуть всё равно кого, как ни попадя, лишь бы количественный показатель увеличить, и поскакал себе дальше, за новыми трофеями. А у нас с Галиной всё было просто – самозабвенная любовь не поощрялась: два раза в неделю я с ней ночевал и не оглядывался на девчонок. Мы даже не предохранялись, занимаясь сексотерапией. Правда иногда, пощипывая растительность на моей груди нежными пальцами, она шептала:
- Вот рожу тебе мальчика….
- Себе родишь, - не поддерживал закидона и в душе философствовал.
Господи, на каком низком уровне развития пребывает пока человечество! Сколь недалеко отдалились мы от первобытной пещеры! Ежели в нашем существовании есть высший смысл, как утверждает иные мыслители, то зачем рождается на свет девяносто девять процентов людей, духовно и нравственно ничем не отличных от скотов? Родиться и жить, чтобы плодиться - неужто лишь в этом весь смысл существования человечества? Как это унизительно и грустно…
Впрочем, к чему лукавить с самим собой? Тут как-то Подкорытов наехал:
- Ты спишь с Галиной?!
Пришлось рассказать – темнить с комиссаром я не привык.
- А как же задумки со студсоветом?
- Ничего не меняется – будем демократизировать общагу. Галина нам не помеха, главный противник – это Черников.
Сергей ни черта не понял:
- Но ведь она подарки берёт!
Тоже мне борец со мздоимством!
А история такая. Вовка Боков завис с «хвостами» и перевёлся на металлургический факультет в Магнитогорский филиал ЧПИ (наши двоечники нарасхват на других факультетах, но об этом потом). На его место в комнату Галина привела первокурсника.
- Хороший мальчик.
Хороший мальчик Юра Гутов нам рассказал, что его папаша, светило киевской геологии, отвалил коменданту хухрыш-мухрыш и попросил парню своему лучшую комнату в общежитии. Вот и завёлся комиссар.