Клуб любителей исторической прозы ⇐ Общелитературный раздел

[santehlit]

ГРУня:
- И я признаюсь начистоту – хоть мы и воюем и проклинаем друг друга, но Путину и России я больше верю, чем Джо Байдену из Вашингтона. Все они с Запада – скользкие и гнилые. Но пока платят, надо крутиться. Согласен?
Готовцев:
- А если вас НАТО кинет, что станет с Околицей? Вы ведь и дня не простоите против нашей мощи.
ГРУня:
- Опять пропагация! Мы же договорились…
Готовцев:
- Ну, прости – не будем загадывать на будущее, а принимать настоящее, как оно есть.
ГРУня:
- И делать бизнес.
Готовцев:
- И делать бабки…
ГРУня:
- Иногда мне кажется – ты не простой водитель. Кто ты, Александр Готовцев?
Готовцев:
- Время откроет все тайны…
Дальнейшая подготовка к операции за линией фронта была не столь насыщена запоминающимися подробностями. Саша упражнялся в стрельбе, борьбе рукопашной, изучал мову – Оля ему помогала во всем.
Вечером Готовцев ублажал её слух пением под гитару:

Средь оплывших свечей и вечерних молитв,
Средь военных трофеев и мирных костров,
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от детских своих катастроф…

Оля вскинула на него глаза, пытаясь вспомнить, где и когда слышала эту песню популярного автора.

Детям вечно досаден их возраст и быт –
И дрались мы до ссадин, до смертных обид.
Но одежды латали нам матери в срок,
Мы же книги «глотали», пьянея от строк.

Вот как тут было в Сашу не влюбиться – Ольга пьянела от его голоса!

Липли волосы нам на вспотевшие лбы,
И сосало под ложечкой сладко от фраз.
И кружил наши головы запах борьбы,
Со страниц пожелтевших слетая на нас.

Слезами заблестели её глаза. Ей хотелось сказать: «Хватит, Саша! Прекрати! Полезли в спальник, я твоя!»

И пытались постичь – мы, не знавшие войн,
За воинственный клич принимавшие вой –
Тайну слова «приказ», назначенье границ,
Смысл атаки и лязг боевых колесниц.

[santehlit]

Хоть Готовцев пел мелодично, а не хрипло и резко, Ольга уже поняла, что это Высоцкий, только фильм не могла вспомнить, где песня звучала. Её захватила суть слов – это же про них Владимир Семенович написал…

А в кипящих котлах прежних боен и смут
Столько пищи для маленьких наших мозгов!
Мы на роли предателей, трусов, иуд
В детских играх своих назначали врагов.

Как же здорово – к месту и вовремя все слова! Нет, они просто так не сгинут на проклятой Околице – и малышку спасут, и Турчинова на суд приволокут!

И злодея следам не давали остыть,
И прекраснейших дам обещали любить;
И друзей успокоив, и ближних любя,
Мы на роли героев вводили себя.

Глаза просохли от слез, понимающая улыбка на устах – песня, прозвучавшая в фильме, была про них, ныне идущих за линию фронта.

Только в грезы нельзя насовсем убежать:
Краткий век у забав – столько боли вокруг!
Попытайся ладони у мертвых разжать
И оружье принять из натруженных рук.

Да, им предстоит бой – не на жизнь, а на смерть. Там враги, здесь друзья, которые готовят успех и переживают за них.
Мы обязательно должны вернуться – думала Оля – хотя бы ради маленькой дочки, которая ещё ничего в жизни путного не видала.

Испытай, завладев ещё теплым мечом,
И доспехи надев – что почем, что почем!
Испытай, кто ты – трус иль избранник судьбы,
И попробуй на вкус настоящей борьбы.

Как настраивают, как заряжают эти слова! После них – сам черт не страшен!

И когда рядом рухнет израненный друг
И над первой потерей ты взвоешь, скорбя,
И когда ты без кожи останешься вдруг
Оттого, что убили – его, не тебя.

Ах, Саша, Саша, ты послан судьбою. Навеки мы вместе – хоть перед смертью!

Ты поймешь, что узнал, отличил, отыскал
По оскалу забрал – это смерти оскал!
Ложь и зло – погляди! – как их лица грубы.
И всегда позади – воронье и гробы!

- Хоть перед смертью, - шептали Олины губы. И слезы снова текли по щекам.

[santehlit]

Если путь прорубая отцовским мечом,
Ты соленые слезы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал, что почем.
Значит, нужные книги ты в детстве читал!

- Гимн библиотекаря! – улыбнулась сквозь слезы Оля.

Если мяса с ножа ты не ел ни куска.
Если руки сложа, наблюдал свысока,
И в борьбу не вступил с подлецом-палачом,
Значит, в жизни ты был – ни при чем, ни при чем!

Александр отложил гитару и принял на грудь рвущуюся к нему Олю.
- Ну все в порядке, успокойся… успокойся. Мы победим всех наших врагов.
- Я обязательно стану твоей женой, - навзрыд сказала она. – А ты моим мужем!
- Естественно, - ответил он.
В дверь кабины осторожно постучали.
Саша опустил стекло – представительный мужчина в сутане, с бородой и крестом.
- Кто вы?
- Я священник Храма Рождества Христова, отец Михаил. Сергей Юрьевич (начальник отдела госбезопасности, разрабатывающего операцию засылки диверсантов в Украину) попросил встретиться с вами и поговорить. Простите за столь поздний час – другого времени не нашлось.
- Вы к нам или мы к вам?
- До Храма далеко – так уж лучше я к вам.
- Залезайте. А ты, милая, юркни в спальник.
Отец Михаил забрался в кабину.
Саша запустил двигатель:
- Что значит далеко для машины? Указывайте дорогу. Заодно и поговорим – с каким вопросом вы к нам пришли?
- Вы верующие?
- Скажем так, сочувствующий. А ты, милая?
- Тоже, - буркнула недовольно Оля из спальника.
Отец Михаил, глухо откашлявшись в кулак, завернув бороду.
- Что вами движет? Ведь вы идете к дьяволу в пасть.
- Не обязательно. Операция тщательно спланирована и хорошо подготовлена. Мы надеемся на благоприятный исход. И, естественно, заработать. Такие мотивы не устраивают?
- Отчего же, вполне понятны. А желания исповедаться случайно не возникало в процессе подготовки к операции?
- Батюшка, поверьте, если я исповедуюсь, вы меня святой водой кропить станете.
- Что в том плохого?
- За дьявола примите.
- Столько крови вокруг. Мир как будто сошел с ума. А я хочу знать, осталась ли вера в умах.
- Откуда ей быть коли не было никогда?
- А все оттуда же – от культуры нашей. Вы думаете – я святой? Боюсь, что если за меня возьмется комиссия Священного Синода, то я лишусь сана.
- Это-то ещё почему? – встряла в разговор примолкшая было Ольга.
- Ну, как же – я диверсанта застрелил, который милиционера убил и убегал. Поднял выпавший пистолет и два раза в спину ему выстрелил. А ведь сказано: «Если кто погибнет от руки твоей, будешь низвергнут из сана». Так-то вот. Я знал, что он диверсант, но все-таки человек. Одна из тех ситуаций, когда, что ни сделай, все не верно.

[santehlit]

- Ну, во-первых, вы стреляли в диверсанта, убившего человека; а во-вторых, любой на вашем месте поступил бы точно также. Ни один суд вас не осудит.
- Кроме церковного…
- Но ведь вас не преследуют…
- Это пока война идет.
- Ну, я тогда вообще ничего не понимаю. Вы же, благословляя бойцов перед боем, не говорите им – не убий. Вот видите, батюшка, ваша вера завела вас в тупик…
Личико Ольги от спора зарделось. Саня залюбовался.
- Видите ли, благословлять я могу, а вот брать оружие – нет. Потому как, рукоположенный. Для нас это грех!
И повернул голову к Сане:
- Так как же насчет исповеди?
Саню, наконец, проняло.
- А вы знаете, отец Михаил все подробности нашей миссии? Можно ли мне вам рассказывать о них?
- Мы не будем о них говорить. Скажите мне – вы готовы убивать, стрелять в людей?
- Скажу «да» - вы мне поверите?
- Веру мою оставьте мне. Я, выслушав вас, должен сказать Сергею Юрьевичу, готовы ли вы, с моей точки зрения, к операции.
- Неужто можете отменить?
- Не я – но тот, кто направил меня к вам. И, наверное, не отменить, а доложить о сомнениях, если таковые возникнут.
- Вот и приехали, - тормознул Саня в конце подъездного пути Храма Рождества Христова. Пойдемте, я вас провожу, отец Михаил, ведь исповедь – таинство Божие, которое именуется покаянием: посторонних быть не должно.
Они спустились на землю, оставив Олю одну в кабине.
Саша вернулся спустя три часа.
- Отец Михаил благословил тебя? – спросила девушка с нетерпением.
- Да.
При этом старательно, но безуспешно пытался сдержать неподобающую ухмылку.
- Ты чего ухмыляешься? Выпили что ли вина церковного?
- Самую малость, но отец Михаил мне понравился здорово. В какой-то момент заспорили (это на исповеди-то!), и он стал лаяться отборным русским матом. Наш человек! Такому в семинариях не научат. Это у нас врожденное…
Похоже, что гульнули отец Михаил и диверсант Готовцев – отметила Ольга, когда её напарник, забыв о мужских обязанностях, завалился спать на сидениях…
Похмелье… Вот это и есть настоящая русская болезнь. А вовсе не пьянство, как считает в большинстве своем брезгливая интеллигенция.
Вроде и выпили-то немного. А вот…
Утром в голове одна мысль – надо поправить здоровье.
- Милая, у нас во фляжке что-нибудь осталось?
- М-да, ну и муженька мне готовит судьба. Про таких говорят – в трезвости замечен не был…
Саша обиделся.
- Наконец-то начинаешь доказывать, что ты на самом деле русская баба, а не миниатюрная корейка, коей прикидывалась всю дорогу. Ты ещё про слезы ребенка мне расскажи и про всеобщую предрасположенность мужского пола к пьянству не забудь.
- А тебе не кажется, дорогой, что отец Михаил специально кем-то подослан, чтобы споить тебя, показать безопасникам в неглиже и развалить почти готовую операцию?

[santehlit]

Такая постановка вопроса моментом Саню отрезвила.
Надо терпеть! Не дай Бог уронить себя в глазах руководителей операции.
Он перестал помышлять о похмелке. Но неспешное и ленивое перетекания мыслей из одной извилины мозга в другую решительно было прервано Олей.
- Ты ехать-то можешь? Через час нас ждут в министерстве ГБ, а ведь надо ещё позавтракать.
- Позавтракать это хорошо, - согласился Саша, усаживаясь за руль.
Через час с небольшим Саша и Оля прибыли в министерство.
- Как себя чувствуешь? - поинтересовалась Ольга. – Ну, готовься к соответствующей епитимье.
- Да они-то откуда знают?
- А они и подстроили.
- Как-то не по-товарищески.
- Последняя проверка перед заброской.
- Ты думаешь, я её не прошел?
- Сейчас узнаем…
- Все, начинаю думать о «затее» и только о ней – ни о чем больше. Мне кажется, сегодня должно начаться наше движение по Околице – больше уж некуда тянуть.
Оля скептически:
- Чтобы знать, когда нас, наконец-то, отправят, надо быть ни диверсантом, а астрологом. Что-то темнят отцы-командиры…
Воркотня боевой подруги привела Готовцева в хмурое молчание.
Вскинулся на упрек:
- Это будет тебе урок!
- На какую тему урок? – не въехал Готовцев.
- Не полагайся на свой ум. Думать будешь, как поступить, за линией фронта, а пока исполняй то, что велят.
Видя, что Саня опять задумался, Оля продолжила нравоучения:
- Добро пожаловать в реальную жизнь. Это в играх и детских книгах герою достаточно придумать гениальный план. А в реальной жизни девяносто процентов работы – это проследить за тем, чтобы его не запороли какие-нибудь недоумки.
- Ты не веришь тем, кто готовит нашу операцию?
- Что-то долго они с ней возятся.
- Готовят тщательно. Не хотят, чтобы мы в лапы попали СБУ.
- Ладно, возможно это серьезно, но уж очень долго.
- Вот-вот, только учти – там, за линией фронта, пенять будет не на кого, кроме собственной дури…
Поскольку в министерстве ими никто не заинтересовался, решили свободное от прочих занятий время посвятить изучению украинского языка – долго и нудно спорили на мове о том, как вести себя за линией фронта. Однако на высшей ноте Готовцев как-то сник и пошел на попятный.
Наворчавшись досыта, умолкла и Оля.
После продолжительного молчания она спросила:
- Що ще тобі розповісти?
Саша с улыбкой:
- Розкажи про підводний човен у степах України, який героїчно загинув у повітряному бою…
И Оля с усмешкой:
- Ти мені зовсім тверезий не подобаєшся.
На лице её возникло мечтательное выражение.
В реальность её вернуло ехидное замечание:
- Може попросимо спирту в дорогу?

[santehlit]

Тяжело вздохнув и мысленно закатив глаза к потолку по поводу очевидного скудоумия своего трезвого партнера по операции, Ольга начала подробно объяснять вредное влияние алкоголя на мышление его употребившего…
Пообедав-поужинав и узнав последние новости, состоящие в отсутствии новостей, Саня и Оля забрались в кабину «камаза» в не приподнятом настроении.
Когда же эта проклятая переброска состоится?
С другой стороны, что их ждет впереди? Если смерть, плен и пытки, то куда торопиться?
Отдавшись на волю судьбы, занялись любовью…
Прервали любовников в самый неподходящий момент и потребовали в офис Пушкарева.
Прибыли своим ходом. Далее препровождены часовым в личные апартаменты Главы ДНР.
- Мне сказали, сегодня вас переправляют на ту сторону. Хочу попрощаться и пожелать удачи.
- Спасибо за все! Мы не подведем! – вскинул голову Александр.
- Подождите, не горячитесь. Как на ваш взгляд – надежный разработали план в министерстве Госбезопасности? У вас есть сомнения в его исполнении?
- Если информация о нем не ушла дальше вас и нескольких сотрудников госбезопасности, то никаких сомнений не может быть – все тщательно продумано и многие случайности предусмотрены. Нам остается четкое исполнение и чуток импровизации в непредусмотренных обстоятельствах. Мы справимся.
- Это хорошо, что вы идете с таким настроем. Но расскажите мне вкратце вашу задачу – как на экзамене.
Саша поведал:
- Выдвигаемся на нейтральную полосу. Ждем проводника. Он проводит нас в Харьков. Оттуда едем в Одессу по легенде о переселении…
- Каким маршрутом?
- Через Днепр, кривой Рог, Николаев…
- Сколько времени в пути?
- Я проеду за восемь часов, если не будет непредвиденных задержек.
- Вы украинский язык понимаете?
- Понимаю и даже пытаюсь говорить.
Пушилин посмотрел на Олю.
Та кивнула:
- Не Тарас Григорьевич, но уже не москаль.
- Ну тогда с Богом! Удачной дороги вам…

Через линию фронта

Противник ослаб, но не хочет сдаваться:
Ведь пленных уморят, иль сразу убьют.
Спасенья усталый солдат добивался,
Так дайте ж разбитым покой и приют.
/Мишель де Нотрдам/

Сопровождали «камаз» с «диверсантами» спецназ в микроавтобусе и бойцы народной милиции в кузове автомобиля «Урал».
Перед нашими позициями в Харьковской области остановились.
Милиционеры прошлись по окопам и блиндажам, предупреждая бойцов ополчения о спецоперации перехода линии фронта. Их убеждения пали на правильную почву. Сидеть, не высовываясь! – милая сердцу команда. На некоторое время оборону этого участка соприкосновения воюющих сторон приняли на себя менты из Донецка.

[santehlit]

Спецназ отправился в лощину на нейтральной полосе, где ГРУня на схеме отметил крестиком место встречи. Залегли в «секрет».
Короче, все на местах и всё на нервах!
А Саша в это время менял номера на машине – простой, как табуретка, меры замазать глаза полицейским патрулям на дорогах Околицы.
В последнее время он несколько раз удивлялся мысли, что не узнает себя самого. Никогда прежде и думать не думал, что на «камазе» можно пересекать линию фронта, что будет учиться стрельбе из бесшумного пистолета, приемам боевого самбо, изучать украинский язык…
Ему казалось, что с ним никогда ничего экстра ординарного в жизни не произойдет – крути «баранку», а дорога выведет, куда надо. Но вот появилось на горизонте создание, юное и весьма симпатичное, с авантюрным складом характера и неистребимым желанием вернуть себе дочку-малышку, зажиленную родственниками на Околице, и Саня преобразился – повзрослел, возмужал, задался целью помочь милой девушке...
Хотя были сомнения и опасения.
Менял номера и насуплено думал – ещё час и мы с Олей узнаем об иезуитской подлости сволочи ГРУни. Либо чухонец рыбоглазый схлыздит и не появится в условленном месте в нужное время. Тогда Сане придется послать упрек в духе: «Так не работают, кастрюлеголовая страхолюдина!» - если, конечно, останется жив…
Бренча тихонько жестянками, ключами, болтами и гайками, Готовцев под нос насвистывал. Он любил работать ночами – никто не мешает, и самые светлые мысли обычно приходят в темную пору. Зато уходят неприятные ощущения – сейчас он, наконец-то, вырвется на волю из-под опеки гэбэшников и не будет себя чувствовать бараном, которого готовят к убою.
Хотя… Я уже говорил о мужчинах мирного времени и военного – причем, переходы из одной группы в другую практически невозможны. Саша не зря тяготился начальством и стремился к свободе выбора – его неуемной и бьющей через край энергии не хватало именно этого профессионализма диверсанта, впопыхах натасканного в министерстве Госбезопасности ДНР.
- До смерти не забуду, - жаловался Оле, - как нас учили.
О чем это я?
Когда Готовцев садился за баранку «камаза», он словно крылья обретал. Саня был уникумом руля. И судьба его берегла…
То ли зная это, то ли чувствуя, Пушилин и его команда поверили в удачный исход авантюрной «затеи».
Сейчас молодой и полный жизни любимец дорог ехал на «Валькирии» (так он переименовал свою фуру «камаз» «Диану» в последний момент) навстречу врагу, обещавшему помощь. Теперь у повесы Готовцева появился шанс совершить что-то, хоть немного похожее на подвиг, и он его точно не упустит. Чем опаснее ситуация, тем славнее будет победа!
Кстати, о валькирии.
Когда Ольге поведал о своей измене прежней симпатии, та его успокоила:
- Валькирии в норвежском эпосе – женщины-воительницы. Полубожества. Они летают над полем боя и подбирают души павших героев, относя их в Валхалу. Их несколько, и каждая имеет собственное имя. Пусть наша валькирия будет «Дианой»
Готовцева это устроило.
Жизнь легка, как пушинка, долг тяжелей, чем гора.
Впрочем, кроме жажды подвигов и исполнения долга перед Родиной непоседливым водилой двигал и меркантильный интерес. Глава ДНР выделил на операцию три миллиона бюджетных средств. Один в виде американских денежных знаков уже был в кабине. Два ожидали наградой после удачного завершения операции. Впрочем, половина из них обещана ГРУне за помощь в «затее».

[santehlit]

Результат превзошел самые смелые ожидания.
Но по порядку…
Ночь была тихая и безоблачная, до восхода луны еще далеко – как говорится, небо в алмазах.
Пока все по плану, однако случайности предусмотреть невозможно.
Саша еще раз прошелся по мове в памяти.
Он и дорожный патрульный.
Диалог:
«Що в фурі везеш?»
"Тридцять людей і шість коней"
И после шутки:
"Меблі. Переїжджати".
Ольга его надоумила.
- Хохлы – веселый народ и любят шутки. Если понравится такая, постовой будет добрее.
Не включая огней и не слишком торопясь, точнее крадучись, «камаз» выехал на нейтральную полосу и встал в условленном (по карте-схеме) месте. Выключил двигатель.
Для такого маневра перед глазами у Сани трофейный прибор ночного видения (ПНВ).
С предчувствиями недобрыми, но и надеждами, Готовцев и Ольга сидели в кабине, ожидая дальнейшего развития событий.
«Где этот чертов инвалид?»
Почему «инвалид»? – об этом надо спросить у Оли.
Девушка, чтобы снять нарастающее напряжение, практически насильно всучила Сане гитару:
- Поиграй что-нибудь… только тихо-тихо… Сил моих больше нет.
Саша осторожно перебрал пальцами струны, проверяя настройку, и запел почти шепотом.

На поле танки грохотали,
Солдаты шли в последний бой,
А молодого командира
Несли с пробитой головой.

Оля, услышав знакомую с детства песню, глубоко с надрывом вздохнула и закрыла лицо ладонями – наверное, протекла слезами. Пусть выплачется – тоже нервы успокаивает…

По танку вдарила болванка,
Прощай родимый экипаж.
Четыре трупа возле танка
Дополнят утренний пейзаж.

Плечики Оли стали подрагивать.

Машина пламенем объята,
Вот-вот рванет боекомплект.
А жить так хочется, ребята,
И вылезать уж мочи нет.

[santehlit]

Оля, в конце концов, совладала с собой, вытерла слезы, расслабилась и с любовью смотрела на Саню.

Нас извлекут из-под обломков,
Поднимут на руки каркас.
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.

Кажется, солист ушел от полушепота – голос его окреп.

И полетят тут телеграммы
Родных и близких известить,
Что сын Ваш больше не вернется
И не приедет погостить.

У Оли зашевелились губки маленького корейского ротика – кажется, она подпевала.

В углу заплачет мать-старушка.
Смахнет слезу старик-отец.
И молодая не узнает,
Какой танкиста был конец.

И головка её с каре качалась в такт мелодии.

И будет карточка пылиться
На полке пожелтевших книг,
В военной форме, при погонах,
Но ей он больше не жених.

Как будто дождавшись окончания последнего куплета, что-то темное, без света, замаячило впереди, вписываясь в ночной пейзаж.
- Гости к нам, - Саша кинул гитару в спальник и надел на голову ПНВ.
Неизвестный транспорт – скорее всего пикап – осторожно въезжал в лощину.
В дальнейшем все происходило на удивление гладко.
Пикап тормознулся от «Камаза» в шагах десяти и моргнул подфарниками, приглашая на переговоры.
Саня спрыгнул из кабины и огляделся. Округа, как вымерла. В лощину вползал туман.
Глубоко вздохнув и выдохнув, Готовцев пошел навстречу судьбе.
Как известно, нигде не врут так много, как в любви и на войне. Но Саша сейчас шел не на свидание с девушкой и не к врагу, а бизнеспартнеру: у него не было причины о чем-то врать – все было предварительно обговорено за них ГРУней.
Сев в кабину пикапа, Саня представился, не подавая руки:
- Александр.
- Альгимантас, - был ответ.
- Все нормально?
- Вроде, да. Деньги при вас?
- Расчет в Харькове.
- Десять тысяч «зелеными»?
- Как договорились.
- У вас есть ПНВ? Тогда следуйте за мной. И фары включите, когда это сделаю я.

[santehlit]

- Усвоил.
Расстались, как и встретились – не пожимая рук. Как и положено врагам, заключившим временное перемирие.
Когда Саша появился в кабине, Оля спросила:
- Все нормально? Это чухонец?
- Болтали по-русски, - криво усмехнулся водитель и запустил двигатель. – Кстати, пан Альгимантас просил передать тебе горячий привет и поцеловать ручку.
Пикап под носом «камаза» развернулся и так же осторожно, как прикатил, поехал из лощины обратным путем. Готовцев, нацепив ПНВ, следом…
Оля, перекрестившись:
- С богом! Навстречу судьбе.
- Знаешь что? – сказал Готовцев. – Если не повезет, и нам не суждено вернуться, помни: я люблю тебя сильнее, чем можно вообразить. А если удастся дело сделать и вернуться невредимыми, я – некрещеный и неверующий – пойду в церковь и свечку поставлю. Буду считать, что Бог нас выручил.
Оля потянулась к нему с поцелуем. Не дотянулась и ткнулась личиком в плечо.
Здоровый, жилистый и злой на весь мир Альгимантас Арпа, которого в министерстве обороны Латвии не раз называли худшим офицером национальных вооруженных сил, сделал карьеру на Украине. Посланный инструктором в ВСУ, он каким-то образом попал в СБУ и был там на хорошем счету. В том смысле, что только самоубийца желал бы заиметь его себе врагом. Может быть, этому поспособствовала легкая контузия от разрыва российской ракеты в одном из штабов фронта. Так или иначе Арпа ни к кому не знал жалости и исполнял без ропота любой приказ начальства.
Он случайно познакомился с Сергеем, именовавшим себя «В кругу друзей» ГРУ, и легко был им втянут в бизнес, распространенный тогда на прифронтовых складах – воровство оружия, боеприпасов, обмундирования, снаряжения, продуктов и всего прочего с перепродажей их всяк желающему.
На сопровождение транспорта «донецких беженцев» от линии фронта в Харьков согласился за десять тысяч баксов без уговоров, пообещав два процента информатору.
Арпа легко оправдал себя в своих глазах – это бизнес, а не измена Родине, которой, кстати, не присягал. Он вообще в СБУ за штатами и выполнял некие щекотливые поручения прямого начальства – например, пристрелить какого-нибудь депутата или зарвавшегося журналюгу. За что получал премии…
На таких как он – Альгимантас так считал – вся его Латвия держится.
О другом говорили и думали в кабине задней машины.
Ольга:
- Если все удачно получится – мы поженимся?
Александр:
- Я бы с удовольствием это сделал ещё в Донецке, пригласив в свидетели Дениса Пушилина – уж он бы точно ускорил свадьбу. Но не хотелось вот так впопыхах, на краю неизвестности…
- Да, конечно, вернемся с победою, в присутствии дочери и свидетелей я назову тебя своим мужем.
- Отлично, Оленька! Я достаточно хорошо тебя узнал, и считаю наш брак обреченным на счастье…
Тем временем, выехали на проселок, а километров через десять – на трассу. Включили фары, и здесь их остановил военный патруль.
Началось, подумал Готовцев, и теперь уже облегченно вздохнул. Началось…
- Ваші документи? – обратился старший к водителю передней машины.
Арпа вручил ему удостоверение офицера СБУ.
- У меня спецзадание – прошу не задерживать.
- Фура з вами?