Издать книгу ⇐ Общелитературный раздел

[santehlit]

Но после двух-трех кругов пробежки избушки на курьих ножках вокруг Заветного Терема с мурманами непонятное что-то стало твориться. Падали за борт люди и весла, дракары смешались, сбились в кучу – их понесло течением вспять. Крики и ругань неслись над водою.
Завороженные увиденным, путешествующие на плоту совсем забыли про избушку. А она вдруг остановилась, дверь открылась – Ядвига, шатаясь, спустилась на палубу. Крикнула:
- Да помогите же! Чего стоите?
Дети выползали из избушки, не в силах на ногах устоять. Их принимали руки заботливые:
- Что с вами? Что?
Ядвига сказала, улыбаясь:
- Ничего страшного – укачало. Примите их, не дайте упасть. Положите на палубу. Отлежатся – сами пойдут.
И Синбаду:
- Эй, капитан, дай новгородцам знать. Мы на мурманов морок навели – они все ослепли. Пусть берут их, разоружают и вяжут, но не смеют убивать. Как только кровь прольется, морок пройдет, и зрячие мурманы покажут новгородцам, где раки зиму коротают. И ещё скажи им, что с годами зрение к полонянам вернется, если они примут веру славянскую, быт и обычаи; если станут мужьями росским девам и вдовушкам…
И совсем уже устало сказала будто самой себе:
- А нам пора уносить отсель ноги…

8

Присели за стол, расположились друг против друга. Черный кот тут же примостился на лавке Ядвиги.
- Давно хочу обсудить с тобой один интересующий меня вопрос. Поскольку я сам, как и ты, не росских кровей, ответь мне честно, как ты к вере славянской относишься? – спросил Синбад, барабаня пальцами по столешнице. – Вот ты умная женщина, скажи…
- Однако же, бывшая баба-яга – ведьма лесная…
Не замечая язвительного тона, капитан продолжал:
- И тогда за советом к тебе ходили. Ты все знаешь – что было, что будет…
- Скажи ещё – что на сердце лежит. Хи-хи…
Повысил голос:
- Хорош смеяться! Я с серьезным разговором к тебе.
- Все-все, молчу. Говори-говори...
- Так вот. Принял я веру славянскую, хоть и перс по крови. Истинно верую, но гложут сомнения – верят ли боги мне? Как у тебя на этот счет?
- Поняла-поняла, и послушай меня, каргу старую, которая настолько уже считает себя славянкой, что и Карпаты свои напрочь забыла. И ты забудешь пустыни свои. Россы и земли росские как магнит – к ним прилипаешь душой навсегда. Теперь про веру скажу так. Наши боги – нам помощники, и мы не считаем себя их рабами. Сомневаешься в их вере к тебе? Плюнь и растери. Сам-то веришь? Вот и верь. И дары приноси. Но на богов надеясь, никогда не плошай. Помогут – спасибо скажи, не помогут – зла не держи.
- Они помогают тебе в колдовстве?
- А как же! Впрочем, я и без них управляюсь неплохо. По привычке, молитву закину и делаю, что хочу. Помню и тебе советую затвердить заповеди, которые гласят так:
- воспитывай чад своих в любви и вырастут они хорошими людьми;
- чти предков своих и тебя будут чтить;
- люби сам и будешь любим…

[santehlit]

Синбад после раздумий:
- Раз уж заговорили и друг друга поняли, скажи мне, Ядвига, коли знаешь об этом – что ждет нас в Киеве?
Красавица поднялась с лавки, уперлась ладонями в стол:
- В Киеве, увы, мы принесем в жертву одного из нас.
- Кого, зачем?
- Когда сбудется – сам увидишь.
- О, как!
- Только так. Ты попросил – я предсказала.
- Но легче не стало.
- Больше не спрашивай, жди судьбы – всему свой черед.
Ядвига ушла. Следом вышел из Терема на крыльцо капитан Синбад. Посмотрел на резвящихся по палубе детей, на проплывающие мимо берега, на синеющие небеса в прожилках белоснежных облаков, и губы его расплылись в широкую улыбку довольного жизнью человека.
Окликнули с берега:
- Эй на плоту, лекарь есть? Помощь нужна…
Повозка, вокруг пешие люди – десятка три рыл, заросших, грязных, изможденных. Вооружены абы как.
- Что случилось? – Синбад откликнулся.
- Атамана у нас подранили. Вылечите – отблагодарим.
- Я гляну, - сказала Ядвига.
Капитан кивнул и крикнул на берег:
- Сейчас причалим, но учтите – хода к нам нет.
Плот ткнулся, кинули мостик, Ядвига сошла на берег, сопровождаемая Корнеем. Подошли к повозке, заглянули в неё. Лежавший там мужчина не подавал признаков жизни. Из груди его торчал обломок стрелы.
- Где его так?
- Лечи давай.
- Кого лечить? Кончился дядя. Не довезли.
- Да живой он, живой!
- Ну да, был когда-то, а сейчас уже нет.
- Ну, на нет и суда нет. Жаль, конечно, но раз помер… В тереме что везете?
- Сами плывем.
- Поживиться есть чем?
- Не про вашу честь, - взялся за рукоятку меча Корней. – А кто на плот сунется, хавальник начистим.
- Пасть закрой, - ему посоветовали. – А тебя, девка, с собой заберем.
Потом Синбаду крикнули:
- Эй на плоту, выпивка есть? Меняем на воя вашего. А девку себе забираем.
Тут же по знаку старшего несколько татей кинулись на Корнея – обезоружили, связали руки. Ядвига не растерялась:
- Ой, ребята, как вы о словах и содеянном сейчас крепко-то пожалеете.
- Пугаешь?
- А это – как сам понимаешь, - и Синбаду. – Спустите по сходне бочку вина, а мне ковшик киньте. Я сама буду угощать новых своих хозяев.
Капитан сразу понял задумку чародейки и все исполнил. Ударом топора тати вспороли бочонку дно. Аромат вина ударил по нюхалам. Ядвига зачерпнула ковшик и подала старшему татю:
- Пей, голубок. Ты теперь атаманом будешь?

[santehlit]

- За упокой души! – тот приложился, отер усы.
- За упокой! За упокой… - подходили другие, пили и отходили, уступая место товарищам.
К бочонку приложились качественно – в скором времени он опустел. Пошли разговоры.
- На плот приступом пойдем али как?
- Может, сами сдадутся?
- Ой, меня чота развезло…
- Ноги не слухают…
- Живот прихватило…
- Нас отравили! Руби ведьму!
Но не за топоры и мечи схватились тати, а за пояса от штанов – и бегом в кусты… Ядвига, тем временем, освободила от пут Корнея. Тот меч из ножен…
- Пойдем, милый, стоит ли с засранцами связываться?
Из-за кустов уже неслись характерные звуки массового пердежа – охов и вздохов опорожнявших утробу лесных татей. Характерным запахом потянуло…
- Шутка невинная, - объяснила Ядвига на плоту капитану.
- Они хоть выживут?
- Это вряд ли. Да кого там жалеть…
Мелкота обступила любимую наставницу – теребят за платье… У той глаза на мокром месте от такой детской привязанности.
- Успокойтесь. Со мной никогда ничего не случится – заговоренная я.
Проливными дождями встретили южные земли плот с севера. На нем и Тереме в тихих повседневных заботах с мелким элементом экстрима проходило плавание в град престольный. Ни что так не сближает людей, как совместное дело, идея, работа или учеба. Привыкли, притерлись друг к дружке малые и большие. Дни их были загружены веселыми играми и делами полезными с раннего утра до позднего вечера.
Днепр совсем не похож на северные реки, окаймленные дремучими лесами. Он оказался полной им противоположностью. Левый берег, покрытый кустарниками и деревьями, уходил в даль широкой равниной, довольно часто перерезаемой оврагами со стоялой водой. А правый горист был. Боковой срез скального грунта проявлял меловые пласты.
- Етическая сила! – удивляясь краскам природы, оценил пейзаж местности тверской горожанин Корней Лютый.
На одном из утесов правобережья высотой в человеческий рост стоял каменный истукан. Резчик по камню довольно искусно передал очертания фигуры скорбящей женщины.
- Это каменная баба поставлена печенегами с разрешения киевского князя, - поведал печально Тимур. – Здесь однажды произошла страшная сеча, в которой полегли все пришедшие в набег степняки.
По одной из тропинок, спускавшихся с высокого берега, дикая свинья вывела своих пятачков на водопой. Прошка схватился было за лук, но потом передумал и с снисходительной улыбкой на устах наблюдал, как поросята резвятся в прибрежной грязи.
Он с пяти лет начал самостоятельно охотиться, чтобы себя и бабку прокормить. Но охота – это не только способ выжить, это ещё и страсть неуемная, у некоторых доходящая до фанатического исступления.
Живя в Тереме, плывя на плоту, Прошка не утратил охотничьих навыков, но зря бить живность и раньше не любил.
Свинья недоверчивым взглядом за плотом наблюдала, но сигнала тревоги потомству не подавала.
Должно быть, от Терема нашего исходит добрая аура, - подумал на то Синбад.

[santehlit]

Болтун, которому надоело шалунов ругать, после встречи с обосравшимися татями снял с себя полномочия боцмана и заделался разведчиком. Каждое утро улетал далеко вперед, а вечерами докладывал результаты речного досмотра. Если казус не поджидал путешественников раньше.
Увидев невовремя вернувшегося ворона, Синбад с сарказмом поприветствовал:
- Возвращение блудного попугая! Какие вести принес?
- Пррроклятье! – ругался Болтун на «попугая».
Поведал – слухи несут по реке птицы, что великий князь с посольством отбыл в Царь-град. А литвины в его отсутствие решили княжество пощипать – перешли границу и зорят росские земли. Полоцк взяли. Грозят Киев спалить.
- Слышали? – Синбад обвел взглядом всех присутствующих в зале каминном. – Как это может поменять наши планы?
- Плывем в Киев, - за всех ответил Корней Лютый.
На солнце туча наползла – запасмурнилось. Почуяли – сначала Чистюля забеспокоилась, потом Прошка кого-то узрел – следят за плотом с берега, параллельно движутся, хоронясь за кустами.
На чистине левого берега поджидала толпа. Когда плот поравнялся, люди, поснимав головные уборы, кланялись поясно.
- Кто такие? – окликнул Синбад.
- Смерды боярина Твердячи, оброк везем в Киев.
- Далеко ли до города?
- День пути.
- А вы чего стали?
- Заночевать.
Заморосил дождь. Смерды полезли под телеги.
- Вот жизнь крепостная… - посетовал Вестгар. – Это вам не Тверь и не Новгород.
- Убого живут, - согласился Тимур.
- Зато Киев – красивый град, - восхитился Синбад, оборотился к дочери. – Помнишь, Жасмин? Впрочем, ты ещё капельной тогда была.
А ведь неплохие на Днепре места – река труженица и кормилица людей, поселившихся рядом с ней. В воде было обилие рыбы. На заливных лугах смерды снимали два-три укоса трав. Распаханные нивы давали обильные урожаи зерновых культур. Богато мог народишко жить. Но увы, набеги кочевников и жадность бояр не давали возможности выбиться из нищеты…
Известие, что цель на подходе, всех взбодрило.
Короче, на следующий день, заплатив что нужно и кому положено, плот причалился е пристани киевской, а Синбад и Жасмин собирались на прием к княгине Предславе, которая принимала торговых гостей по случаю отсутствия мужа в столице. Про Гордея-боярина и ушкуйника Мозыря они узнали прежде всего – ни того, ни другого в Киеве нет. Забрал князь Гордея в великое посольство ко дворцу византийского кесаря, а тот ушкуйника прихватил…
И подарок капитана и речи его разумные супруге правителя земли росской зело понравились. Княгиню-матушку удивило, что во многих вопросах политики государства, торговый гость разбирался ничуть не хуже самого князя. Имеет понятие о росских землях и народе, знает с какой целью отбыл супруг её в Царьград.
- В пору тебя, купец, к престолу себе забрать – уж очень ты сведущ во всем. Мне бы такой советник не помешал.
Вот она жертва! – похолодел Синбад: очень ему не хотелось расставаться с Теремом и плотом, друзьями, детьми, путешествиями…
- Прости меня, княгиня, если что не так скажу. Как говорит Сварог, каждый должен исполнять свой урок! Я купец и плаваю по торговым делам, но всегда и везде пользу княжеству Киевскому блюду. Нужен совет? – я твой советчик. Нужен посол в страны заморские? – прикажи: исполню миссию. Нужен соглядатай в стане врага? – к твоим услугам. Но не сажай меня, матушка, на цепь при тереме своем – я волк свободный и больше пользы Росси принесу вдали от Киева.

[santehlit]

- А если я тебя в Царьград пошлю на помощь супругу в переговорах с кесарем – уж больно разумен ты, как я погляжу – поплывешь?
- Поплыву в тот же час.
- Ну, добре! Ступай и жди моего наказа. Гонца пришлю.
- Благодарю за доверие.
- Постой, купец, дочь твоя уж шибко хороша. Оставь её в свите моей – жениха здесь знатного да богатого ей пригляжу из числа боярских детей.
Заложницу хочет взять – опять похолодел Синбад, аж сердце кровью зашлось. – Вот она, жертва!
- Благодарствую, матушка. Дочь у меня одна и та замужем – внуков жду вскорости, а зять на плоту.
- Жаль. Но ступай.
Не соврал купец – Жасмин действительно понесла. Чему Тимур бесконечно был рад…
Вернувшись на плот и в Терем, Синбад поведал всем о визите к великой княгине Предславе. Сказал, что предстоит им, по видимости, поход через Понт Эвскинский в престольный град кесаря. Впрочем, там-то они уж наверняка встретят ушкуйника Мозыря.
Кворум, как всегда, был за приключения. Но ждали гонца…
Однако раньше пришли вести тревожные – литвины в дневном переходе от Киева табором стали. Таки решили сжечь и пограбить престольный город. Как столице оборониться?
Ещё раньше, сразу после визита Синбада в великокняжеский терем, Ядвига сказала капитану:
- Как призовет на совет княгиня великая, ты ко мне загляни – есть кое-какие соображения.
И вот, не дожидаясь призыва к престолу, от одной только вести о литвинах Синбад отправился к избушке на курьих ножках, в которой бывшая баба-яга преподавала свои премудрости детворе.
На крыльце сидела девочка по имени Леся, лет семи.
- Здесь Ядвига?
- Не-а, в Тереме. А что у тебя, дяденька капитан? Я ещё мало знаю, но уже умею заживлять раны, останавливать кровь. Могу лечить от укусов змей и бешенных собак, выгонять глисты. По силам мне целить ушибы, переломы костей…
- Молодец, Лесечка. А не противно в человеческих болячках ковыряться?
- Кому-то же надо. А Ядвига так интересно все рассказывает и показывает – ведь в травах скрыта могучая сила. Растения умеют говорить, вот только понимать их может не каждый. Ядвига говорит, что я самая способная её ученица и скоро буду знать все. Может быть, даже летать научусь на метле. В ступе я уже поднималась над плотом…
- Ну, молодец. А мне все-таки нужна Ядвига.
- Я сейчас за ней сбегаю.
- А ты знаешь, где она?
- Я всегда знаю, где она.
Явилась Ядвига.
- Надо поговорить. Про литвинов слыхала? Жду гонца из терема великой княгини.
- Зайдем в избушку – поговорим.
- Спасибо, - Синбад потрепал по кудряшкам семилетнюю целительницу и поднялся в мобильный домик вслед за её наставницей.
- Угостись, капитан, холодненьким, – красавица поставила перед Синбадом на стол кружку пенного кваса.

[santehlit]

- Спасибо, ко времени, - и с удовольствием выпил.
Ядвига тоже присела и, задумчиво глядя в ничем не заделанное окно, начала:
- Великий князь литвинов Ягайла лютует и бесится не просто так – он в запое. Пьет и веси зорит. Тому есть причина – он в горе. Родами умерла любимая его жена – вот князь справляет кровавую тризну. Но, как говорится, клин вышибается клином. Мы должны князя влюбить в красавицу росскую – да так, чтобы он память потерял: перестал пить и воевать, только бы свою новую ладу любить.
- А где мы её возьмем, красавицу эту?
- В жертву принесем одну из нас.
Синбад вздрогнул и похолодел – вот оно, предсказание. Пересохшими губами выдавил из себя:
- Кого?
Ядвига высунулась в окно:
- Лесечка, позови сюда бабушку Скалку.
Кряхтя и постанывая, бабка вскорости появилась. Ворчала на избушку:
- Могла бы и присесть ради такого случая. Пришлось по ступеням взбираться – в мои-то годы… о-хо-хох…
За неё извинилась хозяйка:
- Прости, не подумала. Ты сама садись. Вот квасок холодный, бодрящий…
Скалка присела, хлебнула кваску:
- Чего звала-то?
- Поговорить.
- Ну, говори.
Синбад молчал. Говорила Ядвига.
- Хорошего ты внука вырастила – одна, без его родителей.
- Непоседливый шибко.
- Это пройдет с годами. Но на всю жизнь останется его любовь к Родине и народу. Смотри, как он за детей, за Терем наш и плот каждый раз грудью встает – настоящий защитник-богатырь…
- То-то и оно – бестолковый. Суется, куда ни попадя, того и гляди, буйную голову сложит. Уж не знаю, чем и как его корить…
- И не надо корить. Он в свои подростковые годы уже постиг главную цель жизни.
- И какова же она?
- Родину защищать.
- А что есть Родина твоя?
- Родина для него – это ты, детки наши, его друзья, земля росская, её народ. За них он готов жизнь отдать.
- Да пожил бы ещё малёк, повзрослел. Правнуков мне родил. Ох, дожить бы…
- Вот в кого он у тебя такой?
- В отца своего, сына мово…
- А в тебя?
- И-и-и… Что я? Я – баба и мужику не пример.
- Ну, а Родину любишь – внука своего, детишек наших, что в Тереме приютились, друзей, с кем вместе плывешь?
- Спрашивашь…
- А жизнь за нас готова отдать?
- Да, забирай!
Ядвига поднялась, прошлась по избушке – и как-то вся переменилась.

[Гость]

Код: Выделить всё

[santehlit]

- Ну что ж, бабушка, я заберу твою жизнь – она нужна для спасения Киева и всей Росси. Только заберу я твою жизнь не просто так – раз! и тебя не стало на этом свете – нет, я заберу у тебя ту жизнь, которой ты живешь сейчас. Но подарю другую, в которой ты должна послужить Росси и всем нам. Ты не будешь больше убогой старушкой по прозвищу Скалка. Волшебной силой Заветного Терема мы превратим тебя в юную деву неземной красоты. Я наведу морок, и в тебя без памяти влюбится великий князь литвинов Ягайла. Он женится на тебе и увезет в свою столицу, а своих воев уведет с росской земли. Ты родишь ему сынов и дочек. Ты сделаешь из него союзника и защитника княжества киевского. Память твоя не сохранится – ты забудешь внука Прохора и всех нас. Жить должна будешь там – в великом княжестве Литовском. И на сердце у тебя будут муж и ваши с ним дети. Согласна ты на такую жертву?
Ничего не ответила Скалка. Уткнулась лицом старческим в ладони дряблые, сложенные на столе, и заплакала, беспомощно тряся сутулыми плечами…
Появились литвины у Златых Ворот Киева. Но то были не вои – посланники князя Ягайлы с требованием допустить их к росскому князю для переговоров.
В терем к великой княгине Предславе кликнули всех советников.
- Что будем делать, бояре да сотники?
- А что тут делать? Давайте послушаем.
Синбад подал голос:
- А мне так кажется – не пристало великой княгине с какими-то посланниками общаться. Был бы сам Ягайла… А с этой шушерой достаточно и советнику поговорить. И не в тронном зале, а у крыльца. Доверьте мне переговоры, княгиня великая – и завтра сюда явится сам литвинский князь, с которым незазорно вам будет встретиться.
- Ага, явится! - послышался ропот бояр. - С тысячами своих воев.
Синбад на их ропот несколько свысока:
- Полководцы древности говорили: тот, кто, боясь войны, выбирает позорный мир, получит и позор, и войну.
Слова дерзкого перса Предславе понравились. Она повелительно махнула рукой на роптавших бояр – умолкните, мол. И благосклонно улыбнулась Синбаду:
- Встречай послов, где захочешь – я тебя назначаю своим представителем.
Спокойствие, написанное на лице перса, никого из свиты княжеской не вводило в заблуждение относительно происходящего у ворот Киева. Не было защиты у города кроме тех людей и воев, что сейчас находились в нем. А великий князь с дружиною далеко…
- Откройте ворота, впустите посланцев литвинских! – приказал Синбад гридням.
Сам последовал на крыльцо. Великая же княгиня пристроилась у открытого, но занавешенного окна терема – где ей все было видно и слышно.
Бухарский купец внушал боярам киевским:
- Что такое литвины? Это пешие и конные вои, вооруженные луками, копьями и мечами, в основном набранные из крестьян – у большинства даже брони нет. Они сюда не воевать пришли, а жечь и грабить. Их князь лютует, справляя тризну. Мы его охолоним без крови. Доверьтесь мне.
Нашлись оппоненты:
- Говоришь ты складно – что на деле получим?
- А вот как себя поставим, то и получим. Ишь, прискакали – князя великого им подавай. Давно ли дани платили Киеву? Забыли? Напомним!
- Разозлишь – и точно получишь брань.
- Когда россы боялись умирать?
Кто-то громко и внятно за боярскими спинами сказал:
- А сам перс поганый!
Княгиня решила – выясню и накажу.
Подъехали литвины верхами к крыльцу. Сидят в седлах и молчат, пытают взглядами – князь, не князь? И Синбад не спешил приветствовать, снисходительно рассматривая послов. Спокойная улыбка на устах, но взгляд колючий.
Один из трех всадников одет побогаче – под кафтаном пластинчатый доспех. И древко с бунчуком в его руке.
- Чего вам от князя надобно? – выдержав паузу, спросил Синбад.

[santehlit]

Посланец с бунчуком прокашлялся, собираясь с мыслями.
- Я послан великим князем Литовским. С кем говорю?
- С советником великой княгини россов. Чего тебе?
- Великий князь повелел передать, что мы град Киев трогать не будем, если в подать уплатите десятую часть всего, что имеете в его стенах.
- А ты точно посланник великого князя?
- Вот бунчук.
- Да мало ли… Может, стырил.
- Хочешь брани, росс? Хотя рылом ты больше на печенега похож.
- Вот и я говорю – шастают тут всякие, послами себя обзывают. Пусть великий князь Ягайла – если вы действительно его люди, передайте – приходит без страха в град Киев и обсуждает с княгиней Предславой княжеские дела. А мне тебе нечего сказать – ни об откупе, ни о брани…
- Ну, смотри, росс с печенежским хайлом! Мы передадим слова твои князю. И если они ему не понравятся – пеняй на себя.
- Да-да, передай и ещё скажи – был бы наш князь дома, был бы мужской разговор у них, а грозить женщине из-за стены как-то не по-мужски.
Развернулись посланцы и к воротам поехали.
Бояре с крыльца отправились к княгине. Самые степенные головами качали:
- Все, жди завтра приступа.
- Не завтра, так послезавтра под стенами города будет не протолкнуться от полков литвинов.
Синбад не унывал, уже в присутствии княгини сказал:
- Наша сила в нашей слабости. Ягайла – рыцарь, не посмеет напасть на город, не переговорив с княгиней. Ему нужен повод для брани. Но и мордой в грязь не захочет упасть. Завтра он будет здесь.
- И что? – великая княгиня обвела всех советников взглядом. – Что будем делать?
- Вон перс знает, раз приглашает.
Княгиня узнала голос, внимательно посмотрела в лицо – Гордята, сынок боярина Милорада. По характеру – невыдержан, заносчив, кичлив. Старших годами, но низших рождением не чтит. Молод, а в глазах вселенское безразличие. Кто же тебя так воспитал, оболтус? Чего от тебя ждать престолу?
Сказала повелительно:
- Молчи Гордята! Ещё одно слово, и твой поганый язык вырвет тебе твой отец по моему велению.
Обиженное сопение стало ответом.
Синбад, улыбнувшись, поклонился учтиво:
- У меня действительно есть план по поводу предстоящей встречи с литовским князем. Позвольте, великая княгиня, - поклонился учтиво Синбад, - изложить вам его наедине.
- Подите все прочь! А ты останься, перемолвимся.
На Киев тьма опустилась. Впереди была неизвестность завтрашнего дня.
Южная ночь тиха. Она ласкает речной прохладой, пением цикад, плеском воды от случайной волны или хвоста обитателя глубины… Спит город великий, пристань и лодочники…
В одной из комнат Заветного Терема ярко горят свечи. Все женщины собрались здесь – нет только Скалки – перед зерцалом наряжают юную деву неземной красоты.
Расчесывая серебряным гребешком длинные и густые волосы, Лукерья говорила ласково, будто убаюкивая ребенка:
- Ты сразишь его наповал, Есения. Нет тебе равных на всей земле.
И Ядвига уговаривала:

[santehlit]

- Ты поплачь, поплачь сейчас, милая. Завтра тебе плакать нельзя. Завтра ты должна будешь улыбаться.
Есения – так теперь зовут бабушку Скалку, превращенную волшебной силой Заветного Терема в красавицу невиданной красоты – горько вздыхала...
Серые сумерки отступали – на востоке разгоралась заря.
Солнце светило ещё по-утреннему, когда из города к пристани подъехал крытый возок. Парой лошадей правил Корней.
- Взял напрокат. Загружайтесь – отвезу в терем.
Синбад и Ядвига, поддерживая под руки Есению, сошли с плота.
В пустой избушке на курьих ножках плакал Прошка. Он лил слезы ещё с полуночи – как простился с бабушкой, так и… К Есении не подходил. И она не искала его. Скалка осталась в прошлом…
Последние мгновения на причале. Ещё рядом родные лица. Ещё рядом Терем и плот. Ещё можно что-то изменить и поправить. Что будет с тобою, бабушка Скалка, в новой жизни? Нет, уже девица Есения…
- Н-но! – Корней стегнул вожжами бока лошадиные. Возок тронулся. Все…
Кавалькаду всадников заметили издалека, но ворота были закрыты. Один из всадников вырвался вперед. Загарцевал на опущенном мосту через ров.
- Чего тебе надобно, ущербный? – окликнули со стены.
- Я советник Ягайлы! Откройте ворота перед великим князем Литвы.
- Когда подъедет, тогда откроем, - беспечно ответили сверху.
- Князь не должен стоять, дожидаться.
- И не будет.
- Смотри у меня! – советник погрозил нагайкой кому-то там, наверху.
Ворота распахнулись.
Княгиня Предслава сидела, переживая, на своем троне в тронном зале – княжеский пустовал. Примчался гонец от ворот.
- Много литвинов?
- Полтора десятка.
- И Ягайла с ними?
- Да, едет вроде, в седле…
- Не переживайте, великая княгиня, - склонился к ней Синбад, отирающийся возле трона. – Наша Есения не может не понравиться любому мужчине. Тут главное, чтобы все по плану шло.
- Вот я за это и переживаю. Вдруг Ягайла пьяным заявится – ведь тогда слово поперек не скажи.
- Протрезвим.
Когда литвины вошли в тронный зал, стало ясно, что великий их князь, если не пьян, то сильно спохмела. Поклонившись у трона княгине киевской, Ягайла попытался взять быка за рога:
- Вот что, сестрица, из уважения к брату моему, князю киевскому и твоему супругу, я решил город престольный не брать на копье. Откупитесь данью малой, и я уйду. К чему нам браниться?
- И я так думаю, ни к чему, - Предслава встала со своего места, одолела несколько ступеней вниз и подала Ягайле руку. – Пойдем, брат, в гостевую палату, попотчую тебя с дороги. Там и покалякаем на досуге о делах мирных…
Распахнули двери в гостевую палату – там столы накрытые от яств и вина ломятся. Навстречу князю и княгине лебедушкой поплыла по залу Есения – в руках поднос, на нем два бокала. Сама нарядом, фигурой и ликом так приглядна – глаз не оторвать. Поступь легкая, непринужденная. Красивая шея гордо несет прелестную голову.
Вот уж кому-то повезет в этой жизни взять такую красавицу в жены!
- Отведай с дороги вина ромейского, - приглашает княгиня гостя.