Яков Есепкин Готическая поэзия ⇐ Современная русская литература
-
Автор темыLeda
- Всего сообщений: 347
- Зарегистрирован: 29.03.2013
- Образование: высшее гуманитарное
- Откуда: Беларусь
Яков Есепкин Готическая поэзия
Яков Есепкин
ЦАРЕВНЫ
Здесь венчало нас горе одно,
Провожали туда не со злобы.
Дщери царские где же -- давно
Полегли во отверстые гробы.
Посмотри, налетели и в сны
Голубицы горящей чредою.
Очи спящих красавиц темны,
Исслезилися мертвой водою.
Тот пречерный пожар не впервой
Очеса превращает в уголи.
Даст ответ ли Андрей неживой,
Расписавший нам кровию столи?
Не достали до звезд и столбов
Не ожгли, отлюбив похоронниц,
С белоснежных пергаментных лбов
Смерть глядит в крестовины оконниц.
Станем зраки слезами студить,
Где одни голошенья напевны,
Где и выйдут навек проводить
Всех успенные эти царевны.
Добавлено спустя 19 часов 36 минут 55 секунд: Яков Есепкин
ПИР АЛЕКТО
Четырнадцатый фрагмент пира
От смерти вряд ли Йорик претерпел,
Певцов ночных Гекаты отраженья,
Призраки за восьмой стольницей, пел
Художник всякий глорию ей, жженья
Порой и адской серности, увы,
В тенетах славы значить не умея,
Что праздновать в себе мокрицу, вы,
Времен иных скитальцы, Птолемея
Сумевшие, быть может, оценить
Учёный подвиг, маску ретрограда
Унёс в могилу он, а хоронить
Идеи любит Клио, маскерада
Тогда ей и не нужно (сей чудак
Достиг великой мудрости и тайны
Покров чуть совредил, когда чердак
Вселенский есть иллюзия, случайны
Всегда такие вспышки, гений -- раб
Судьбы фавора, знание земное
Его определяет фатум, слаб
Творец любой, величие иное
Имеет столь же выспренний посыл,
Несть истин многих, гений и злодейство,
Заметим, врать не даст Мафусаил,
Прекрасно и совместны, лицедейство
Доступно всем, а нравственный закон
Внутри, не Кант один бывал сей тезой
Астрийской ввергнут в смуту, Геликон
Хранит благие тени, их аскезой
Корить возможно ангелов, так вот,
Не гений за порочность отвечает,
Равенствует ли Бродского кивот
Божнице – речь кому, творец лишь чает
Прозрения для всех, в орбитах цель
Следит, а на Земле ничем он боле
От нас неотличим, раба ужель
Судьёй назначить верно, в чистом поле
Гуляют души, знанием своим
Способные утешить и развеять
Морок сомнений вечных, только им
Положен свет, алмазы нощно сеять
Лишь им дано, убийц и жертв делить
Какой-нибудь линейкою иною
Пусть пробуют камены, обелить
Нельзя морочность душ, за временною
Поспешностью оставим это, две,
Четыре, сорок истин и теорий
Нулям равны, у Данта в голове
Пожар тушили музы, крематорий
Бессмертия нам явлен, разве блеск
Его, поймут ли мученики, ложен,
Комедии божественной бурлеск
На ярусник сиреневый положен
Искусства, парадоксы дружат здесь
С обманом возвышающим и только,
Учений и теорий нет, завесь
Их скатертью, останется насколько
Безсмертие в миру, ещё вопрос,
Точней, ещё загадка, Дау милый,
Зане душою темною возрос,
Легко из рек печальный и унылый
Последний мадригал: мы объяснить
Сегодня можем то, что пониманью
Доступно быть не может, миру ль нить
Доверит Ариадна, тще вниманью
И муз, и тонких граций доверять,
По держит всё ещё с амонтильядо
Лафитник, нить ли, здравие терять
Ума, равно тщете вселенской, Прадо,
Холодный Эрмитаж и Лувр пустой
Вберут алмазный пепел, эстетичность
Одна скрывает смысл, символ простой,
Пророка выдает аутентичность,
Но лучшее небесное письмо
До нас не доходило, мрамр чернильный
Всегда в осадке был, певцам трюмо
Свиней являло, сумрак ювенильный
Окутывал пиитов, их уста.
Печати родовые замыкали,
Ничтожество сим имя, но чиста
Символика имен самих, алкали
Владетели величья и взамен
Хорической небесности вечерий
Им дали благость черствую, камен
Ужасно попечительство, Тиверий,
Калигула, Нерон и Азраил,
Собравшись, не сумеют эти узы
Порвать, Адонис нежное любил
Цветенье, не фамильные союзы
С восторженною лёгкостью в ручье
Зломраморную крошку обращают
Ещё раз Апокалипсисом, сплин
Бодлер цветами зла поил, вещают
Нам присно аониды о конце
Времен и поколений, им урочно
Иллюзии варьировать, в торце
Любого камелота – дело прочно –
Струится разве кровь, а Птолемей
Был всуе упомянут, но ошибка
Его надмирных стоит месс, посмей
Её тиражить будущность, улыбка
Давно могла б Фортуне изменить,
Бессонный хор светил есть иллюзорный
Провал, загробный мраморник, тризнить
Им суе, мир воистину обзорный
Весь зиждется в орбите всеземной,
Мы видим иллюзорное пространство,
Закон внутри и небо надо мной:
Иммануил ошибся, постоянство
Такое астрологии темней,
Урания пусть вверенные числа
Учёным демонстрирует (за ней
Не станет, мы не ведаем их смысла);
И вот, певцов ночных призрачный хор,
Стольницу под восьмою цифрой зряши,
Расселся незаметно и амфор
Чудесных, расположенных вкруг чаши
С порфировым тисненьем, в мгле сквозной
Мог тусклое увидеть совершенство,
Изящные лафитники луной
В плетенье освещались, верховенство
Манер великосветских, дорогих
Теней сердцам истерзанным традицией
Щадило вежды многих, у других
Веселье умножало, бледнолицый
Гамлет сидел меж Плавтом и хмельной
Медеей, те соседствовали чинно
С Овидием и Фабером; одной
Картины этой виденье повинно,
Возможно, в сем: из пурпура и мглы
Сквозь мраморные летучие гримёрки
Зерцально проникая и столы,
Алекто оказалась близ восьмёрки.
ЦАРЕВНЫ
Здесь венчало нас горе одно,
Провожали туда не со злобы.
Дщери царские где же -- давно
Полегли во отверстые гробы.
Посмотри, налетели и в сны
Голубицы горящей чредою.
Очи спящих красавиц темны,
Исслезилися мертвой водою.
Тот пречерный пожар не впервой
Очеса превращает в уголи.
Даст ответ ли Андрей неживой,
Расписавший нам кровию столи?
Не достали до звезд и столбов
Не ожгли, отлюбив похоронниц,
С белоснежных пергаментных лбов
Смерть глядит в крестовины оконниц.
Станем зраки слезами студить,
Где одни голошенья напевны,
Где и выйдут навек проводить
Всех успенные эти царевны.
Добавлено спустя 19 часов 36 минут 55 секунд: Яков Есепкин
ПИР АЛЕКТО
Четырнадцатый фрагмент пира
От смерти вряд ли Йорик претерпел,
Певцов ночных Гекаты отраженья,
Призраки за восьмой стольницей, пел
Художник всякий глорию ей, жженья
Порой и адской серности, увы,
В тенетах славы значить не умея,
Что праздновать в себе мокрицу, вы,
Времен иных скитальцы, Птолемея
Сумевшие, быть может, оценить
Учёный подвиг, маску ретрограда
Унёс в могилу он, а хоронить
Идеи любит Клио, маскерада
Тогда ей и не нужно (сей чудак
Достиг великой мудрости и тайны
Покров чуть совредил, когда чердак
Вселенский есть иллюзия, случайны
Всегда такие вспышки, гений -- раб
Судьбы фавора, знание земное
Его определяет фатум, слаб
Творец любой, величие иное
Имеет столь же выспренний посыл,
Несть истин многих, гений и злодейство,
Заметим, врать не даст Мафусаил,
Прекрасно и совместны, лицедейство
Доступно всем, а нравственный закон
Внутри, не Кант один бывал сей тезой
Астрийской ввергнут в смуту, Геликон
Хранит благие тени, их аскезой
Корить возможно ангелов, так вот,
Не гений за порочность отвечает,
Равенствует ли Бродского кивот
Божнице – речь кому, творец лишь чает
Прозрения для всех, в орбитах цель
Следит, а на Земле ничем он боле
От нас неотличим, раба ужель
Судьёй назначить верно, в чистом поле
Гуляют души, знанием своим
Способные утешить и развеять
Морок сомнений вечных, только им
Положен свет, алмазы нощно сеять
Лишь им дано, убийц и жертв делить
Какой-нибудь линейкою иною
Пусть пробуют камены, обелить
Нельзя морочность душ, за временною
Поспешностью оставим это, две,
Четыре, сорок истин и теорий
Нулям равны, у Данта в голове
Пожар тушили музы, крематорий
Бессмертия нам явлен, разве блеск
Его, поймут ли мученики, ложен,
Комедии божественной бурлеск
На ярусник сиреневый положен
Искусства, парадоксы дружат здесь
С обманом возвышающим и только,
Учений и теорий нет, завесь
Их скатертью, останется насколько
Безсмертие в миру, ещё вопрос,
Точней, ещё загадка, Дау милый,
Зане душою темною возрос,
Легко из рек печальный и унылый
Последний мадригал: мы объяснить
Сегодня можем то, что пониманью
Доступно быть не может, миру ль нить
Доверит Ариадна, тще вниманью
И муз, и тонких граций доверять,
По держит всё ещё с амонтильядо
Лафитник, нить ли, здравие терять
Ума, равно тщете вселенской, Прадо,
Холодный Эрмитаж и Лувр пустой
Вберут алмазный пепел, эстетичность
Одна скрывает смысл, символ простой,
Пророка выдает аутентичность,
Но лучшее небесное письмо
До нас не доходило, мрамр чернильный
Всегда в осадке был, певцам трюмо
Свиней являло, сумрак ювенильный
Окутывал пиитов, их уста.
Печати родовые замыкали,
Ничтожество сим имя, но чиста
Символика имен самих, алкали
Владетели величья и взамен
Хорической небесности вечерий
Им дали благость черствую, камен
Ужасно попечительство, Тиверий,
Калигула, Нерон и Азраил,
Собравшись, не сумеют эти узы
Порвать, Адонис нежное любил
Цветенье, не фамильные союзы
С восторженною лёгкостью в ручье
Зломраморную крошку обращают
Ещё раз Апокалипсисом, сплин
Бодлер цветами зла поил, вещают
Нам присно аониды о конце
Времен и поколений, им урочно
Иллюзии варьировать, в торце
Любого камелота – дело прочно –
Струится разве кровь, а Птолемей
Был всуе упомянут, но ошибка
Его надмирных стоит месс, посмей
Её тиражить будущность, улыбка
Давно могла б Фортуне изменить,
Бессонный хор светил есть иллюзорный
Провал, загробный мраморник, тризнить
Им суе, мир воистину обзорный
Весь зиждется в орбите всеземной,
Мы видим иллюзорное пространство,
Закон внутри и небо надо мной:
Иммануил ошибся, постоянство
Такое астрологии темней,
Урания пусть вверенные числа
Учёным демонстрирует (за ней
Не станет, мы не ведаем их смысла);
И вот, певцов ночных призрачный хор,
Стольницу под восьмою цифрой зряши,
Расселся незаметно и амфор
Чудесных, расположенных вкруг чаши
С порфировым тисненьем, в мгле сквозной
Мог тусклое увидеть совершенство,
Изящные лафитники луной
В плетенье освещались, верховенство
Манер великосветских, дорогих
Теней сердцам истерзанным традицией
Щадило вежды многих, у других
Веселье умножало, бледнолицый
Гамлет сидел меж Плавтом и хмельной
Медеей, те соседствовали чинно
С Овидием и Фабером; одной
Картины этой виденье повинно,
Возможно, в сем: из пурпура и мглы
Сквозь мраморные летучие гримёрки
Зерцально проникая и столы,
Алекто оказалась близ восьмёрки.
-
Автор темыLeda
- Всего сообщений: 347
- Зарегистрирован: 29.03.2013
- Образование: высшее гуманитарное
- Откуда: Беларусь
Re: Яков Есепкин Готическая поэзия
Яков Есепкин
Антикварные пировые Вифании
Пространство, ниспадающее к Летам,
Шагренью зацветает колдовской,
Пугая небодержцев, по приметам
Зиждится на хаоснице покой.
Иголок стог, спрессованный тепла
Янтарным утюгом, цветы и осы,
И клеверная готика села
Горят, багря небесные откосы.
Горит сие вольготно, а и мы
Недавно хорошо еще горели,
Свои жизнеприходные псалмы
Пеяли ангелочкам, в акварели
Рельефные порфировая мгла
Сливалась, паки розовое масло
Текло на те образницы, игла
Стрибога колченогого (не гасло
Тогда светило вечное, в нощи
Пылалось, денно благость расточало,
Сейчас квадриги эти не ищи,
Мой спутник, светодарное начало
Приблизилось к ущербному витку
И Ра уже не помнит колесницы,
О том великолепии реку
Едва не машинально, чаровницы
Альфические голову кружат,
Кому б они ее не закружили,
Пути неклеверные прележат
Далече, звездочеты ворожили
Нам ранее хожденческий удел,
Поэтому благое приближенье
К фернальному источнику, от дел
Божественных далекому, круженье
Оправдывает, впрочем, утаим
Реченье потаенное и думы,
Пока о тех образницах стоим,
А прочие алкают нас) из сумы
Небесной возникала иль иной
Пригодный к рисовательству источник,
Пейзаж цветился краской неземной,
Менялись боги славские, цветочник
Винценту нагонявший воронья
Скопища лепотой своей манящей,
Франсиско, Босха зревший, остия
Чурные простирал и настоящей
Временности дарил полет цветов,
Задача живописцев упрощалась,
Любой натюрморт вечности готов
Служить был, мертвой ауры вмещалась
Колонница в бумажной ободок,
В папирусы и глину, в мрамор бледный,
Герой, сюда он больше не ездок,
Москвы чопорной взор и разум бедный
Любил здесь утешать, поздней других
Ревнителей высокого искусства
И балов парвеню за дорогих
Гостей держали музы, трепет чувства
Столь дивным быть умеет, что порой
Плоды классификации превратны,
Тогда бессмертье красочной игрой
Художник подменяет, многократны
Примеры искушений таковых,
Уж лучше свято веровать в обманность
Словесности, амфор музыковых,
Таящих в неге звучности лишь странность,
Какую верить алгеброй прямой
Нельзя никак, ацтеки иль шумеры
Скорей дадут гармонии седьмой
Бетховенской симфоньи, где размеры
Верховною блистают красотой
И грозностью небесной вдохновляют,
Разгадку музоведам, запятой
От смерти жизнь фривольно отделяют
Камен миссионеры, о холстах,
Скульптуре, изысках архитектурных
И вовсе говорить смешно, в местах
Надмирных, скажем проще, верхотурных
Считают их условною средой,
Обиделся б немало Иероним,
С ним иже, но коварною рудой
Полнятся арсеналы, а синоним
Творенья чаще ложности посыл
Являет, сокровенности барьеры
Легко берут демоны, Азраил,
Чурные Азазели и химеры,
Ну кто не любит мучить молодых
Наперсников созвучий и палитры,
Игры азартной баловней седых,
Даруют им черемники и митры
Престольные (понтифики, расчет
Ведите новых эр католицизма),
И царские тиары, не сечет
Главы повинной меч, но классицизма,
Барочности иль готики сынов
Достойных, чтобы узреть своевольство,
Готовы много дать сии, не нов
Такой сценарий творчества, довольство
Предложено когда, духовники
Эфирных аонид и замечают
По прихоти, бывает, высоки
Мишени, их со звездами вращают
Чермы и тролли, демоны одне,
Сколь ангелы оплаканные туне
Искать влачатся в призрачном огне
Товарищей успенных, а коммуне
Художнической низкий экземпляр
Какого-то лихого фарисейства
Наследовать приходится, маляр
Адничный мог бы этого лицейства
Бежать вернее, цели в небесах
Теперь герои редко поражают,
Ищи огонь у музы на весах,
Пожарище осталось, ублажают
Черемный слух творителей чреды,
Тем легкости одной необычайной
Лишь мало будет, прочие среды
Безмолвствуют, высотности случайной
Им огонь параллелен, впрочем, пут
Бесовских отстраниться удавалось
Честным, сейчас искусственный диспут
Уместен ли, елику не сбывалось
В истории центурий роковых
Иное прорицательство, коль слова
Порой терялась магия, живых
Не спросим, а мертвым сия полова
Зиждительных горений тяжела,
Обманов цену знают неботворцы,
Так бысть сему – с черемного стола
Возьмем себе под эти разговорцы
Червенной водки, аще до адниц
Зайти пришлось, а, может быть, придется,
Обманем хоть иродских черемниц
И тождество мирское соблюдется,
Нам ложию сквернили бытие,
Платили им за чурное коварство,
В ответ порфирокнижия свое
Восполним искаженьями, а царство
Нецветное простит сиречный грех,
Зерцала сем равно минуть возбранно,
Пусть виждят из серебряных прорех,
Как тени наши царствуют сохранно,
Берут вино и водку от стольниц,
Альковные миражи забывают,
Меж белых осиянных чаровниц
Сидят, еще одесно пировают,
Полнощно свечи бархатные тлят,
А гоблинов и черем искаженных
Виденья души слабые целят,
Когорты юродивых и блаженных
Влекутся вдоль некропольских полей,
Разбитые, жалкие, в прахе млечном,
Чем далее, тем паче тяжелей,
Не смея лживо царевать на вечном
Пути, определенном для ночных
Певцов, какой любили звездочеты
Сребрить мездрою конусов свечных,
Ведя свои астрийские расчеты.
Антикварные пировые Вифании
Пространство, ниспадающее к Летам,
Шагренью зацветает колдовской,
Пугая небодержцев, по приметам
Зиждится на хаоснице покой.
Иголок стог, спрессованный тепла
Янтарным утюгом, цветы и осы,
И клеверная готика села
Горят, багря небесные откосы.
Горит сие вольготно, а и мы
Недавно хорошо еще горели,
Свои жизнеприходные псалмы
Пеяли ангелочкам, в акварели
Рельефные порфировая мгла
Сливалась, паки розовое масло
Текло на те образницы, игла
Стрибога колченогого (не гасло
Тогда светило вечное, в нощи
Пылалось, денно благость расточало,
Сейчас квадриги эти не ищи,
Мой спутник, светодарное начало
Приблизилось к ущербному витку
И Ра уже не помнит колесницы,
О том великолепии реку
Едва не машинально, чаровницы
Альфические голову кружат,
Кому б они ее не закружили,
Пути неклеверные прележат
Далече, звездочеты ворожили
Нам ранее хожденческий удел,
Поэтому благое приближенье
К фернальному источнику, от дел
Божественных далекому, круженье
Оправдывает, впрочем, утаим
Реченье потаенное и думы,
Пока о тех образницах стоим,
А прочие алкают нас) из сумы
Небесной возникала иль иной
Пригодный к рисовательству источник,
Пейзаж цветился краской неземной,
Менялись боги славские, цветочник
Винценту нагонявший воронья
Скопища лепотой своей манящей,
Франсиско, Босха зревший, остия
Чурные простирал и настоящей
Временности дарил полет цветов,
Задача живописцев упрощалась,
Любой натюрморт вечности готов
Служить был, мертвой ауры вмещалась
Колонница в бумажной ободок,
В папирусы и глину, в мрамор бледный,
Герой, сюда он больше не ездок,
Москвы чопорной взор и разум бедный
Любил здесь утешать, поздней других
Ревнителей высокого искусства
И балов парвеню за дорогих
Гостей держали музы, трепет чувства
Столь дивным быть умеет, что порой
Плоды классификации превратны,
Тогда бессмертье красочной игрой
Художник подменяет, многократны
Примеры искушений таковых,
Уж лучше свято веровать в обманность
Словесности, амфор музыковых,
Таящих в неге звучности лишь странность,
Какую верить алгеброй прямой
Нельзя никак, ацтеки иль шумеры
Скорей дадут гармонии седьмой
Бетховенской симфоньи, где размеры
Верховною блистают красотой
И грозностью небесной вдохновляют,
Разгадку музоведам, запятой
От смерти жизнь фривольно отделяют
Камен миссионеры, о холстах,
Скульптуре, изысках архитектурных
И вовсе говорить смешно, в местах
Надмирных, скажем проще, верхотурных
Считают их условною средой,
Обиделся б немало Иероним,
С ним иже, но коварною рудой
Полнятся арсеналы, а синоним
Творенья чаще ложности посыл
Являет, сокровенности барьеры
Легко берут демоны, Азраил,
Чурные Азазели и химеры,
Ну кто не любит мучить молодых
Наперсников созвучий и палитры,
Игры азартной баловней седых,
Даруют им черемники и митры
Престольные (понтифики, расчет
Ведите новых эр католицизма),
И царские тиары, не сечет
Главы повинной меч, но классицизма,
Барочности иль готики сынов
Достойных, чтобы узреть своевольство,
Готовы много дать сии, не нов
Такой сценарий творчества, довольство
Предложено когда, духовники
Эфирных аонид и замечают
По прихоти, бывает, высоки
Мишени, их со звездами вращают
Чермы и тролли, демоны одне,
Сколь ангелы оплаканные туне
Искать влачатся в призрачном огне
Товарищей успенных, а коммуне
Художнической низкий экземпляр
Какого-то лихого фарисейства
Наследовать приходится, маляр
Адничный мог бы этого лицейства
Бежать вернее, цели в небесах
Теперь герои редко поражают,
Ищи огонь у музы на весах,
Пожарище осталось, ублажают
Черемный слух творителей чреды,
Тем легкости одной необычайной
Лишь мало будет, прочие среды
Безмолвствуют, высотности случайной
Им огонь параллелен, впрочем, пут
Бесовских отстраниться удавалось
Честным, сейчас искусственный диспут
Уместен ли, елику не сбывалось
В истории центурий роковых
Иное прорицательство, коль слова
Порой терялась магия, живых
Не спросим, а мертвым сия полова
Зиждительных горений тяжела,
Обманов цену знают неботворцы,
Так бысть сему – с черемного стола
Возьмем себе под эти разговорцы
Червенной водки, аще до адниц
Зайти пришлось, а, может быть, придется,
Обманем хоть иродских черемниц
И тождество мирское соблюдется,
Нам ложию сквернили бытие,
Платили им за чурное коварство,
В ответ порфирокнижия свое
Восполним искаженьями, а царство
Нецветное простит сиречный грех,
Зерцала сем равно минуть возбранно,
Пусть виждят из серебряных прорех,
Как тени наши царствуют сохранно,
Берут вино и водку от стольниц,
Альковные миражи забывают,
Меж белых осиянных чаровниц
Сидят, еще одесно пировают,
Полнощно свечи бархатные тлят,
А гоблинов и черем искаженных
Виденья души слабые целят,
Когорты юродивых и блаженных
Влекутся вдоль некропольских полей,
Разбитые, жалкие, в прахе млечном,
Чем далее, тем паче тяжелей,
Не смея лживо царевать на вечном
Пути, определенном для ночных
Певцов, какой любили звездочеты
Сребрить мездрою конусов свечных,
Ведя свои астрийские расчеты.
- За это сообщение автора Leda поблагодарил:
- vyacheslav
-
Автор темыLeda
- Всего сообщений: 347
- Зарегистрирован: 29.03.2013
- Образование: высшее гуманитарное
- Откуда: Беларусь
Re: Яков Есепкин Готическая поэзия
Яков Есепкин
Харитам
I
Где путрамент златой, Аполлон,
Мы ль не вспели чертоги Эдема,
Время тлесть, аще точат салон
Фреи твой и венок – диодема.
Шлейфы Цин в сукровице рябой,
Всё икают оне и постятся,
Се вино или кровь, голубой
Цвет пиют и, зевая, вертятся.
Кто юродив, еще именит,
Мглу незвездных ли вынесет камор,
Виждь хотя, как с бескровных ланит
Наших глина крошится и мрамор.
II
Полон стол или пуст, веселей
Нет пиров антикварных, Вергилий,
Ад есть мгла, освещайся, келей,
Несть и Адам протравленных лилий.
Разве ядом еще удивить
Фей некудрых, елико очнутся,
Будут золото червное вить
По венцам, кисеей обернутся.
Наши вишни склевали давно,
Гипс вишневый чела сокрывает,
Хоть лиется златое вино
Пусть во мглу, яко вечность бывает.
III
Капителей ночной алавастр
Шелки ветхие нимф упьяняют,
Анфиладами вспоенных астр
Тени девичьи ль сны осеняют.
Над Петрополем ростры темны
И тисненья созвездные тлятся,
Виноградов каких взнесены
Грозди к сводам, чьи арки белятся.
Померанцы, Овидий, следи,
Их небесные выжгут кармины,
И прельются из палой тверди
На чела танцовщиц бальзамины.
IV
Грасс не вспомнит, Версаль не почтит,
Хрисеида в алмазах нелепа,
Эльф ли темный за нами летит,
Ангел бездны со адского склепа.
Но легки огневые шелка,
Всё лиются бордосские вина,
И валькирий юдоль высока,
Станет дщерям хмельным кринолина.
Лишь картонные эти пиры
Фьезоланские нимфы оставят,
Лак стечет с золотой мишуры,
Аще Иды во хвое лукавят.
V
Всех и выбили нощных певцов,
Сумасшедшие Музы рыдают,
Ангелочки без тонких венцов
Царств Парфянских шелка соглядают.
Хорошо днесь каменам пустым
Бранденбургской ореховой рощи
Бить червницы и теням витым
Слать атрамент во сень Людогощи.
Веселитесь, Цилии, одно,
Те демоны влеклись не за вами,
Серебристое пейте ж вино,
Украшенное мертвыми львами.
VI
Над коньячною яшмой парят
Мускус тонкий, мускатная пена,
Златовласые тени горят,
Блага милостью к нам Прозерпена.
Винных ягод сюда, трюфелей,
Новогодия алчут стольницы,
Дев румяней еще, всебелей
И не ведали мира столицы.
Мариинка, Тольони сие
Разве духи, шелковные ёры,
Их пуанты влекут остие,
Где златятся лишь кровью суфлеры.
VII
Столы нищенских яств о свечах
Тени патеров манят, лелеем
Днесь и мы эту благость в очах,
Ныне тлейся, беззвездный Вифлеем.
Яства белые, тонкая снедь,
Пудра сахаров, нежные вина,
Преложилась земная комедь,
А с Лаурою плачет Мальвина.
Дщери милые ель осветят,
Выбиются гирлянды золотой,
И на ангельских небах почтят
Бойных отроцев млечною слотой.
VIII
Вновь горят золотые шары,
Нежно хвоя свечная темнится,
Гномы резвые тлят мишуры
И червицей серебро тиснится.
Алигъери, тебя ль я взерцал:
Надломленный каменами профиль,
Тень от ели, овалы зерцал,
Беатриче с тобой и Теофиль.
Ах, останьтесь, останьтесь хотя
Вы ночными гостями в трапезных –
Преследить, как, юродно блестя,
Лезут Иты со хвой необрезных.
IX
Вдоль сугробов меловых гулять
И пойдем коробейной гурмою,
Станут ангелы чад исцелять –
Всяк охвалится нищей сумою.
Щедро лей, Брисеида, вино,
Что успенных царей сторониться,
Шелки белые тушит рядно,
Иль с демонами будем цениться.
Золотое начинье тисня
Голубою сакраментной пудрой,
Яд мешая ль, узнаешь меня
По венечной главе небокудрой.
X
Амстердама ль пылает свеча,
Двор Баварский под сению крова
Млечнозвездного тлеет, парча
Ныне, присно и ввеки багрова.
Книжный абрис взлелеял «Пассаж»,
Ах, напротив толпятся юнетки,
Цель ничто, но каменам форсаж
Мил опять, где златые виньетки.
Аониды еще пронесут
Наши томы по мглам одеонным,
Где совидя, как граций пасут,
Фрея золотом плачет червонным.
XI
Злобный Мом, веселись и алкай,
Цины любят безумную ядность,
Арманьяка шабли и токай
Стоят днесь, а свечей -- неоглядность.
На исходе письмо и февраль,
Кто рейнвейны любил, откликайтесь,
Мгла сребрит совиньон, где мистраль
Выбил тушь, но грешите и кайтесь.
Цина станет в зеркале витом
Вместе с Итою пьяной кривляться,
Хоть узрите: во пунше златом
Как и будем с мелком преявляться.
XII
Заливай хоть серебро, Пилат,
В сей фаянс, аще время испиться,
Где равенствует небам Элат,
Сами будем звездами слепиться.
Вновь античные белит столы
Драгоценный вифанский орнамент,
А и ныне галаты светлы,
Мы темны лишь, как Божий сакрамент.
Был наш век мимолетен, шелков
Тех не сносят Цилетты и Озы,
Пить им горечь во веки веков
И поить ей меловые розы.
Харитам
I
Где путрамент златой, Аполлон,
Мы ль не вспели чертоги Эдема,
Время тлесть, аще точат салон
Фреи твой и венок – диодема.
Шлейфы Цин в сукровице рябой,
Всё икают оне и постятся,
Се вино или кровь, голубой
Цвет пиют и, зевая, вертятся.
Кто юродив, еще именит,
Мглу незвездных ли вынесет камор,
Виждь хотя, как с бескровных ланит
Наших глина крошится и мрамор.
II
Полон стол или пуст, веселей
Нет пиров антикварных, Вергилий,
Ад есть мгла, освещайся, келей,
Несть и Адам протравленных лилий.
Разве ядом еще удивить
Фей некудрых, елико очнутся,
Будут золото червное вить
По венцам, кисеей обернутся.
Наши вишни склевали давно,
Гипс вишневый чела сокрывает,
Хоть лиется златое вино
Пусть во мглу, яко вечность бывает.
III
Капителей ночной алавастр
Шелки ветхие нимф упьяняют,
Анфиладами вспоенных астр
Тени девичьи ль сны осеняют.
Над Петрополем ростры темны
И тисненья созвездные тлятся,
Виноградов каких взнесены
Грозди к сводам, чьи арки белятся.
Померанцы, Овидий, следи,
Их небесные выжгут кармины,
И прельются из палой тверди
На чела танцовщиц бальзамины.
IV
Грасс не вспомнит, Версаль не почтит,
Хрисеида в алмазах нелепа,
Эльф ли темный за нами летит,
Ангел бездны со адского склепа.
Но легки огневые шелка,
Всё лиются бордосские вина,
И валькирий юдоль высока,
Станет дщерям хмельным кринолина.
Лишь картонные эти пиры
Фьезоланские нимфы оставят,
Лак стечет с золотой мишуры,
Аще Иды во хвое лукавят.
V
Всех и выбили нощных певцов,
Сумасшедшие Музы рыдают,
Ангелочки без тонких венцов
Царств Парфянских шелка соглядают.
Хорошо днесь каменам пустым
Бранденбургской ореховой рощи
Бить червницы и теням витым
Слать атрамент во сень Людогощи.
Веселитесь, Цилии, одно,
Те демоны влеклись не за вами,
Серебристое пейте ж вино,
Украшенное мертвыми львами.
VI
Над коньячною яшмой парят
Мускус тонкий, мускатная пена,
Златовласые тени горят,
Блага милостью к нам Прозерпена.
Винных ягод сюда, трюфелей,
Новогодия алчут стольницы,
Дев румяней еще, всебелей
И не ведали мира столицы.
Мариинка, Тольони сие
Разве духи, шелковные ёры,
Их пуанты влекут остие,
Где златятся лишь кровью суфлеры.
VII
Столы нищенских яств о свечах
Тени патеров манят, лелеем
Днесь и мы эту благость в очах,
Ныне тлейся, беззвездный Вифлеем.
Яства белые, тонкая снедь,
Пудра сахаров, нежные вина,
Преложилась земная комедь,
А с Лаурою плачет Мальвина.
Дщери милые ель осветят,
Выбиются гирлянды золотой,
И на ангельских небах почтят
Бойных отроцев млечною слотой.
VIII
Вновь горят золотые шары,
Нежно хвоя свечная темнится,
Гномы резвые тлят мишуры
И червицей серебро тиснится.
Алигъери, тебя ль я взерцал:
Надломленный каменами профиль,
Тень от ели, овалы зерцал,
Беатриче с тобой и Теофиль.
Ах, останьтесь, останьтесь хотя
Вы ночными гостями в трапезных –
Преследить, как, юродно блестя,
Лезут Иты со хвой необрезных.
IX
Вдоль сугробов меловых гулять
И пойдем коробейной гурмою,
Станут ангелы чад исцелять –
Всяк охвалится нищей сумою.
Щедро лей, Брисеида, вино,
Что успенных царей сторониться,
Шелки белые тушит рядно,
Иль с демонами будем цениться.
Золотое начинье тисня
Голубою сакраментной пудрой,
Яд мешая ль, узнаешь меня
По венечной главе небокудрой.
X
Амстердама ль пылает свеча,
Двор Баварский под сению крова
Млечнозвездного тлеет, парча
Ныне, присно и ввеки багрова.
Книжный абрис взлелеял «Пассаж»,
Ах, напротив толпятся юнетки,
Цель ничто, но каменам форсаж
Мил опять, где златые виньетки.
Аониды еще пронесут
Наши томы по мглам одеонным,
Где совидя, как граций пасут,
Фрея золотом плачет червонным.
XI
Злобный Мом, веселись и алкай,
Цины любят безумную ядность,
Арманьяка шабли и токай
Стоят днесь, а свечей -- неоглядность.
На исходе письмо и февраль,
Кто рейнвейны любил, откликайтесь,
Мгла сребрит совиньон, где мистраль
Выбил тушь, но грешите и кайтесь.
Цина станет в зеркале витом
Вместе с Итою пьяной кривляться,
Хоть узрите: во пунше златом
Как и будем с мелком преявляться.
XII
Заливай хоть серебро, Пилат,
В сей фаянс, аще время испиться,
Где равенствует небам Элат,
Сами будем звездами слепиться.
Вновь античные белит столы
Драгоценный вифанский орнамент,
А и ныне галаты светлы,
Мы темны лишь, как Божий сакрамент.
Был наш век мимолетен, шелков
Тех не сносят Цилетты и Озы,
Пить им горечь во веки веков
И поить ей меловые розы.
-
Автор темыLeda
- Всего сообщений: 347
- Зарегистрирован: 29.03.2013
- Образование: высшее гуманитарное
- Откуда: Беларусь
Re: Яков Есепкин Готическая поэзия
Яков Есепкин
К Перголези
Не царствие приидет, но юдоль,
А милости иной мы и не ждали,
Во честь любви одной точащу соль
Всю изольем, по нам уж отрыдали.
Тебя здесь примечал безбожный тать,
В меня влюблялись мертвые царевны.
Нас будут благострастно почитать,
Елику стоны смертные напевны.
Литургии святые отзвучат,
Сомкнутся озолоченные губы,
И Господе удивится: молчат
Земные и архангельские трубы.
Классический октябрь не перейти,
Сколь немы окарины и цевницы,
Пусть хмель прекрасит червные пути
Ко остиям гранатовой царицы.
Иные где – избыт земной удел,
Теперь туда преложные дороги,
Но будет о печальном, разглядел
Нас ангел милый, боги наши, боги,
Любил так речь, с поправкою – мои
(О Богах), бедный гений романтизма,
Писания чудесные свои
С канонами сверяя артистизма,
Пленительный, им дарованный мир
Блистает и магическою сенью
Прельщает книгочеев, а кумир,
Узнав пути к душевному спасенью,
Быть может, с ангелками от небес
Шафрановых клонится и нисана
Земного негу пьет, какой там бес
Мешать ему посмеет, выше сана
Честного сочинителя трудов,
Берущих за примеры архивисток
Сиреневые томы и плодов
Раздумий духовидческих (вот исток
Правдивой беспристрастности) златой
И щедрый урожай, почетней чина
Такого нет, мы вторим, и в святой
Парафии небесной, а причина
Всеместного наличия дурных
По вкусу и искусству исполненья
Художественных опусов иных
Оценок ждет, пустые сочиненья
Восходят сорняками, Генрих мой,
Всегда лишь на невежественной ниве,
Их легче сбрызнуть ядом, черемой
Бесовской потравить, одно к оливе
Эллинской будут взоры тех витий,
Злокнижников, латентных фарисеев
Стремится, даже пение литий
Их вряд ли остановит, элисеев
Повсюду сим являются поля
И проще в небоцарствие верблюда
Обманом завести, чем короля
Безумного и голого от блуда,
Точней, от словоблудия в наряд
Реальности одеть, наш карбонарий
Логический взорвет с усмешкой ряд
И выведет на сцену вечных парий,
Каких театр истории не знал
И знать не хочет зритель искушенный,
Мессий таких ленивый не пинал
Икающий Зоил умалишенный,
В превратном смысле музы ученик
И будет длить процесс, еще миражи
Творя беспечно, фрейдовский сонник
Листая иль чудесные тиражи
Кудесников словесных, аонид
Тождественных искусств других любимцев,
От коих экстатический флюид
Веками излиется, лихоимцев
Таких, а все равны как на подбор,
Уж лучше минуть, общества гражданство
Досель не просвещенное, убор
Когда-нибудь увидит, вольтерьянство
Плебейское в письме их различит,
Козлиные пергаменты преявит
И Левия Матвея разлучит
С паркером современным, пусть забавит
Лжецов себе подобных, пусть еще,
Свое макулатурные тарусы
На свет влачит, не дышит горячо
В затылок царский, благостные русы
Тому примеров мало знали, счет
Вести их смысла нет, лжецов оставим,
Черма с метлой ли гоев совлечет
Иродствующих туне, не преставим
Одно сии несносные труды,
Хранят пускай бессмысленность размера,
Притворников нежизненных чреды
Вкруг замкового вьются землемера,
А мы вперед пойдемся, ангелок,
Смотри, уж эльфа темного с собою
Зовет и нам грезеточный мелок
По истинности дарует, судьбою
Елико можно в небе управлять,
Сейчас хотя заявим интересы
К неспешной гастрономии, стрелять
Сколь поздно мертвых, юные повесы
Опять сойдутся, пиры и музык
Приветствуя; сказать еще, убийства
Есть две полярных степени, язык
Немеет от чурного византийства,
Когда раздел возможно провести
И ясную границу обозначить
Явления такого, но пути
К парафиям свели нас, где иначить
Нельзя ужасной истины канву,
А сущность допущения простая,
Понятная не сердцу, но уму,
Помиловать, казнить ли, запятая
От смерти низкой жизни отделит,
Случается, а выбор не случаен
Варьанта рокового, исцелит
Болящего летальность, миром чаен
Гамбит каифский с тезою одной,
Иль нас убьет высокое, объемно
Здесь поле трактований, за ценой
Стоять не любят фурии, скоромно
Хрустящие на балах сатаны
Костями, присно хмельные от крови
Испитой, черепами их вины
Опять же не измерить, но церкови
Черем таких анафемно клянут,
Пускай оне мелируются, кожи
Лягушачьи сжигают, к царям льнут
Квакухами жалкими, нощно рожи
Их равно выдают, горят оне
Мелированной чернью богомерзкой,
Термитники сиих в кошмарном сне
Пугают всех фасадой изуверской,
Такие лишь исполнить приговор
И могут валькирийский, бестиарий
Светится полунощный, гам и ор
Указывает: царичей иль парий
Удел теперь мистический решен,
Их жалостью камены убивали,
А ныне празднопевец не смешон,
Зане его в аду соборовали
И дали окончательный вердикт,
Нисколько не зависящий от меры
Свершенных им деяний, Бенедикт
Иль Павел Иоанн мои примеры,
Случись беседа, благо подтвердит,
Но это есть высокое убийство,
По милости вершимое, следит
За каждым ангел смерти, кесарийство,
Духовничества тога, мировой
Приметы гениальности бессильны
Спасти приговоренного, живой
Мертвее он еще, хотя умильны
Убийства исполнители в своих
Достойных поругания хламидах,
Напялятся – и ну, ищи-ка их
О ангелах и нежных аонидах,
Когда оскал гримасы бесовской
Личины благочестия скрывают,
Но есть иные области, мирской
Там злости нет, сюда не уповают
Добраться эти ведьмы, потому
Спешат исполнить князя указанье
Быстрей и жадно тянутся к письму
Заветному, и чинное вязанье
Грассирующих Парок не терпят,
А казни исполняют, есть вторая
Убийства категория, не спят
Изгнанники потерянного рая
И в случае указки – чур его,
Торопятся без смысла и значенья
Нас низменностью, боле ничего
Не нужно, поразить, средоточенья
Приказчиков и верных их псарей
Мы зрели на пути своем надмирном
И виждели замученных царей,
Тех челядей в горении эфирном,
Отдельно турмы бесов и ведем,
Позднее ли ославим сих когорту,
Нас ждет сейчас божественный Эдем,
Исцвесть дадим червеющему сорту.
Но головы лядащим не сносить,
Взыграют на костях иерихоны,
Как станут безнадежно голосить
Немые, сняв о Боге балахоны.
К Перголези
Не царствие приидет, но юдоль,
А милости иной мы и не ждали,
Во честь любви одной точащу соль
Всю изольем, по нам уж отрыдали.
Тебя здесь примечал безбожный тать,
В меня влюблялись мертвые царевны.
Нас будут благострастно почитать,
Елику стоны смертные напевны.
Литургии святые отзвучат,
Сомкнутся озолоченные губы,
И Господе удивится: молчат
Земные и архангельские трубы.
Классический октябрь не перейти,
Сколь немы окарины и цевницы,
Пусть хмель прекрасит червные пути
Ко остиям гранатовой царицы.
Иные где – избыт земной удел,
Теперь туда преложные дороги,
Но будет о печальном, разглядел
Нас ангел милый, боги наши, боги,
Любил так речь, с поправкою – мои
(О Богах), бедный гений романтизма,
Писания чудесные свои
С канонами сверяя артистизма,
Пленительный, им дарованный мир
Блистает и магическою сенью
Прельщает книгочеев, а кумир,
Узнав пути к душевному спасенью,
Быть может, с ангелками от небес
Шафрановых клонится и нисана
Земного негу пьет, какой там бес
Мешать ему посмеет, выше сана
Честного сочинителя трудов,
Берущих за примеры архивисток
Сиреневые томы и плодов
Раздумий духовидческих (вот исток
Правдивой беспристрастности) златой
И щедрый урожай, почетней чина
Такого нет, мы вторим, и в святой
Парафии небесной, а причина
Всеместного наличия дурных
По вкусу и искусству исполненья
Художественных опусов иных
Оценок ждет, пустые сочиненья
Восходят сорняками, Генрих мой,
Всегда лишь на невежественной ниве,
Их легче сбрызнуть ядом, черемой
Бесовской потравить, одно к оливе
Эллинской будут взоры тех витий,
Злокнижников, латентных фарисеев
Стремится, даже пение литий
Их вряд ли остановит, элисеев
Повсюду сим являются поля
И проще в небоцарствие верблюда
Обманом завести, чем короля
Безумного и голого от блуда,
Точней, от словоблудия в наряд
Реальности одеть, наш карбонарий
Логический взорвет с усмешкой ряд
И выведет на сцену вечных парий,
Каких театр истории не знал
И знать не хочет зритель искушенный,
Мессий таких ленивый не пинал
Икающий Зоил умалишенный,
В превратном смысле музы ученик
И будет длить процесс, еще миражи
Творя беспечно, фрейдовский сонник
Листая иль чудесные тиражи
Кудесников словесных, аонид
Тождественных искусств других любимцев,
От коих экстатический флюид
Веками излиется, лихоимцев
Таких, а все равны как на подбор,
Уж лучше минуть, общества гражданство
Досель не просвещенное, убор
Когда-нибудь увидит, вольтерьянство
Плебейское в письме их различит,
Козлиные пергаменты преявит
И Левия Матвея разлучит
С паркером современным, пусть забавит
Лжецов себе подобных, пусть еще,
Свое макулатурные тарусы
На свет влачит, не дышит горячо
В затылок царский, благостные русы
Тому примеров мало знали, счет
Вести их смысла нет, лжецов оставим,
Черма с метлой ли гоев совлечет
Иродствующих туне, не преставим
Одно сии несносные труды,
Хранят пускай бессмысленность размера,
Притворников нежизненных чреды
Вкруг замкового вьются землемера,
А мы вперед пойдемся, ангелок,
Смотри, уж эльфа темного с собою
Зовет и нам грезеточный мелок
По истинности дарует, судьбою
Елико можно в небе управлять,
Сейчас хотя заявим интересы
К неспешной гастрономии, стрелять
Сколь поздно мертвых, юные повесы
Опять сойдутся, пиры и музык
Приветствуя; сказать еще, убийства
Есть две полярных степени, язык
Немеет от чурного византийства,
Когда раздел возможно провести
И ясную границу обозначить
Явления такого, но пути
К парафиям свели нас, где иначить
Нельзя ужасной истины канву,
А сущность допущения простая,
Понятная не сердцу, но уму,
Помиловать, казнить ли, запятая
От смерти низкой жизни отделит,
Случается, а выбор не случаен
Варьанта рокового, исцелит
Болящего летальность, миром чаен
Гамбит каифский с тезою одной,
Иль нас убьет высокое, объемно
Здесь поле трактований, за ценой
Стоять не любят фурии, скоромно
Хрустящие на балах сатаны
Костями, присно хмельные от крови
Испитой, черепами их вины
Опять же не измерить, но церкови
Черем таких анафемно клянут,
Пускай оне мелируются, кожи
Лягушачьи сжигают, к царям льнут
Квакухами жалкими, нощно рожи
Их равно выдают, горят оне
Мелированной чернью богомерзкой,
Термитники сиих в кошмарном сне
Пугают всех фасадой изуверской,
Такие лишь исполнить приговор
И могут валькирийский, бестиарий
Светится полунощный, гам и ор
Указывает: царичей иль парий
Удел теперь мистический решен,
Их жалостью камены убивали,
А ныне празднопевец не смешон,
Зане его в аду соборовали
И дали окончательный вердикт,
Нисколько не зависящий от меры
Свершенных им деяний, Бенедикт
Иль Павел Иоанн мои примеры,
Случись беседа, благо подтвердит,
Но это есть высокое убийство,
По милости вершимое, следит
За каждым ангел смерти, кесарийство,
Духовничества тога, мировой
Приметы гениальности бессильны
Спасти приговоренного, живой
Мертвее он еще, хотя умильны
Убийства исполнители в своих
Достойных поругания хламидах,
Напялятся – и ну, ищи-ка их
О ангелах и нежных аонидах,
Когда оскал гримасы бесовской
Личины благочестия скрывают,
Но есть иные области, мирской
Там злости нет, сюда не уповают
Добраться эти ведьмы, потому
Спешат исполнить князя указанье
Быстрей и жадно тянутся к письму
Заветному, и чинное вязанье
Грассирующих Парок не терпят,
А казни исполняют, есть вторая
Убийства категория, не спят
Изгнанники потерянного рая
И в случае указки – чур его,
Торопятся без смысла и значенья
Нас низменностью, боле ничего
Не нужно, поразить, средоточенья
Приказчиков и верных их псарей
Мы зрели на пути своем надмирном
И виждели замученных царей,
Тех челядей в горении эфирном,
Отдельно турмы бесов и ведем,
Позднее ли ославим сих когорту,
Нас ждет сейчас божественный Эдем,
Исцвесть дадим червеющему сорту.
Но головы лядащим не сносить,
Взыграют на костях иерихоны,
Как станут безнадежно голосить
Немые, сняв о Боге балахоны.
-
Автор темыLeda
- Всего сообщений: 347
- Зарегистрирован: 29.03.2013
- Образование: высшее гуманитарное
- Откуда: Беларусь
Re: Яков Есепкин Готическая поэзия
Яков Есепкин
Виньону
Мы конусы огней соединить
Пытались, но окончились мытарства,
Сквозь тени бледноогненная нить
Сочится за Аид во славу царства.
Иль сочиво днесь Паркам оборвать,
Гранатовую панну отревожить,
Здесь царствие – так станем пировать,
Начиние затравленное множить.
Нам демоны сугатные хлебы
Исщедно напасли, чтоб веселиться
Могли черноизбранники судьбы,
Пока в любого ангел не вселится.
Пеющих востречай, хмельной Аид,
Веди в свое подземное склепенье,
Доколе ж Кателинам аонид
Испытывать ангельское терпенье.
Мы долго премолчали, так вспоем
Сейчас хотя загробные пенаты,
Эмилия с Шарлоттою вдвоем
Пускай нас и влекут сквозь цветь-гранаты.
И ты, скиталец сумрачный Мельмот,
Я тень узнал твою, иль здесь ты плачешь,
Зерцальники в серебряный киот
Кладешь и слезы гнилостные прячешь.
А дале Босх загадочный молчит,
Над масляными красками колдует,
И Майринк глину красную точит,
На голема тлетворностию дует.
Горят весной подсвечные снега
И красят нощно, яко жемчугами,
Тяжелые двойные берега,
Вовек они теперь пребудут с нами.
Терзанья равновечно тяжелы,
Их дарствуя лишь ангелам всесвятым,
Мы высветим все темные углы
Вот этим присным снегом желтоватым.
Простишь ли ты, очнешься -- исполать
Величию, пронесенному мимо.
С улыбкой ледяной воспоминать
О смерти и весной непозволимо.
Потворствовать, возможно, есть один
Расчет, елику ты лгала впервые,
Топи ж в худом вине апрельский сплин,
Спиртовки пусть гранят персты о вые.
И здесь, читатель милый, аонид
Немолчный слыша лепет, их внимая
Благое шелестенье, сам Аид
От верхних коллонад (не поднимая
Сей шелест выше), бастровых венцов,
Червовых вензелей, архитектурных
Излишеств явных, чурных изразцов,
Рельефных неких символов текстурных,
От знаков барельефного письма,
Известного Эжену иль Паоло,
Барочных арок, вязкая тесьма
Каких еще порхающее соло
Орфея, иже с Марсием, иных
Певцов небесноизбранных глушила,
От мрачной верхотуры неземных
Сокрытий, чья визитница страшила
С Аваддоном летящих ангелков,
Без времени, увы, падших со неба
От маковки, унылостью веков
Замеченной (ее любила Геба
Из горних анфилад гостям хмельным
Показывать), от верха до тамбура
Вязничного, с нумером именным
Для грешника любого где канура
Всегда к принятью выклятых теней
Иль прочих, Дантом вспетых и убогих,
И в аднице великих, а за ней
Жалких, готова, впрочем, о немногих
Мы знаем, это кстати, а рассказ
Лишь в тождестве логическому смыслу
Ведя, продолжим, пару беглых фраз
Сказать о нижнем строе, по умыслу
Четы царской, строители должны
Были когда-то мрамор среброкрошный
Пустить фасадом, смертные вины
Вплести вовнутрь, но Йорик скоморошный,
Шут верный их, один из тех чертей,
Какие нам являются порою
С искусами пустыми, областей
Адских жалкососланники, герою
Опасные навряд ли, этот червь
Аиду помешал проект гламурный
Удачно завершить, ждала бы вервь
Отказника (он пыл архитектурный
Бригад мастеровитых умерял
Своею непотребною забавой,
Кривлялся, прекословил, умирал,
Короче, злонизменностью лукавой
Достиг-таки итога, мастера
Фатумные просчеты допустили,
Свела фасад яркая мишура,
А нужные виньеты упустили
Тогда из вида, в аде скоморох,
Напомним, не юродивый блаженный,
Аид ему, как сказочный Горох,
Колпачникам величественным), бренный
Свой путь, однако, сам не завершил
Смеятель, верви мертвым не угроза,
Судьбу векопрестойности решил
Урок банальный, смерти эта проза
Не может ныне грешных волновать,
А Кора долго после уповала
На случай, чтобы вновь обосновать
Соборище, торжественность подвала
И трауры его засим ввести
В орнамент некой дивною лепниной,
Финифтью грузной сжечь и воплести
В наружные, сопрятанные глиной
Червонною фасадные углы,
Сей замысел не знал осуществленья,
Вкруг камор парфюмерные столы
Сейчас расположились, преломленья
Огоней тусклых замков внутрь глядят,
Расцветные стольницы окружают,
Химерники не пьют и не ядят,
Но лавры лицедейские стяжают,
Меллируя терничные главы
Иль губы обводя немые мелом
Карминовым, рассчитанным, увы,
На действие непрочное, уделом
Таким, а экзерсисов меловых,
Таинственных и грозных превращений
О гриме накладном среди мертвых
Учесть нельзя, сподвигнуты учений
Мистических магистры, ворожей
Черемных накопления, а с ними
Их спутников и каморных мужей
Летучие отряды, за сиими,
Обычно управители ночных
Казнений и расправ следят урочно,
Не будем иерархии свечных
Князей лишать секретности, несрочно
Теперь и это знанье, ни к чему
Сейчас и описание адницы,
Традиций бытования к уму
Земному доводить, смотри, червницы
Свое иные ведьмы уж давно
Оставили и тешатся над нами,
Елико до конца не сочтено
Число их и возможности за снами
Дурными нам являться не ясны
Предельно, молвить будем осторожней,
Итак, напомнить время, яко сны
В полон еще не взяли всех, надежней
Поруки нет надмирной, аонид
Немолчный слыша лепет, их внимая
Благое шелестенье, сам Аид,
Рефреном вторю, насквозь пронимая,
Оно, их шелестение и речь,
Какую бедным словом не означить,
Дают опять подсказку мне, сиречь
Пора, читатель трепетный, иначить
Письма виньетный каверник и в строй
Суждений ввесть одну хотя бы тезу,
Яснить какую нечего, порой
Присутствие такое ко обрезу
Обрезы чернокнижные стремит
Единому и Герберт Аврилакский
Быть мог бы солидарен с тем, томит
Нас знание большое, а релакский
Всегда бывает к месту вольный чин,
И быть сему, немолчности приветим
Теченье, средоточие причин,
Молчать велящих, благостно заметим
И, муз подсказку вечную блюдя,
Умолкнем, не сказав и полуслова,
Не сорван перст всевышний со гвоздя,
А речь ли недоимцам часослова,
А речь ли посвященным, иль молчать
Сим стоит благотворно и свободно,
В тезаурисы бойную печать
Подставят ангелы и благородно
Теперь не возалкают, горловых
Довольно течей, патины убудет
Сребристой о свечах, тогда живых
Мельмот ли, чернокниженник забудет.
Нагорные листая словари,
Которые нам кровью слог исправят,
Лишь я мог речь -- иди и посмотри,
Как точку огневую в жизни ставят.
Виньону
Мы конусы огней соединить
Пытались, но окончились мытарства,
Сквозь тени бледноогненная нить
Сочится за Аид во славу царства.
Иль сочиво днесь Паркам оборвать,
Гранатовую панну отревожить,
Здесь царствие – так станем пировать,
Начиние затравленное множить.
Нам демоны сугатные хлебы
Исщедно напасли, чтоб веселиться
Могли черноизбранники судьбы,
Пока в любого ангел не вселится.
Пеющих востречай, хмельной Аид,
Веди в свое подземное склепенье,
Доколе ж Кателинам аонид
Испытывать ангельское терпенье.
Мы долго премолчали, так вспоем
Сейчас хотя загробные пенаты,
Эмилия с Шарлоттою вдвоем
Пускай нас и влекут сквозь цветь-гранаты.
И ты, скиталец сумрачный Мельмот,
Я тень узнал твою, иль здесь ты плачешь,
Зерцальники в серебряный киот
Кладешь и слезы гнилостные прячешь.
А дале Босх загадочный молчит,
Над масляными красками колдует,
И Майринк глину красную точит,
На голема тлетворностию дует.
Горят весной подсвечные снега
И красят нощно, яко жемчугами,
Тяжелые двойные берега,
Вовек они теперь пребудут с нами.
Терзанья равновечно тяжелы,
Их дарствуя лишь ангелам всесвятым,
Мы высветим все темные углы
Вот этим присным снегом желтоватым.
Простишь ли ты, очнешься -- исполать
Величию, пронесенному мимо.
С улыбкой ледяной воспоминать
О смерти и весной непозволимо.
Потворствовать, возможно, есть один
Расчет, елику ты лгала впервые,
Топи ж в худом вине апрельский сплин,
Спиртовки пусть гранят персты о вые.
И здесь, читатель милый, аонид
Немолчный слыша лепет, их внимая
Благое шелестенье, сам Аид
От верхних коллонад (не поднимая
Сей шелест выше), бастровых венцов,
Червовых вензелей, архитектурных
Излишеств явных, чурных изразцов,
Рельефных неких символов текстурных,
От знаков барельефного письма,
Известного Эжену иль Паоло,
Барочных арок, вязкая тесьма
Каких еще порхающее соло
Орфея, иже с Марсием, иных
Певцов небесноизбранных глушила,
От мрачной верхотуры неземных
Сокрытий, чья визитница страшила
С Аваддоном летящих ангелков,
Без времени, увы, падших со неба
От маковки, унылостью веков
Замеченной (ее любила Геба
Из горних анфилад гостям хмельным
Показывать), от верха до тамбура
Вязничного, с нумером именным
Для грешника любого где канура
Всегда к принятью выклятых теней
Иль прочих, Дантом вспетых и убогих,
И в аднице великих, а за ней
Жалких, готова, впрочем, о немногих
Мы знаем, это кстати, а рассказ
Лишь в тождестве логическому смыслу
Ведя, продолжим, пару беглых фраз
Сказать о нижнем строе, по умыслу
Четы царской, строители должны
Были когда-то мрамор среброкрошный
Пустить фасадом, смертные вины
Вплести вовнутрь, но Йорик скоморошный,
Шут верный их, один из тех чертей,
Какие нам являются порою
С искусами пустыми, областей
Адских жалкососланники, герою
Опасные навряд ли, этот червь
Аиду помешал проект гламурный
Удачно завершить, ждала бы вервь
Отказника (он пыл архитектурный
Бригад мастеровитых умерял
Своею непотребною забавой,
Кривлялся, прекословил, умирал,
Короче, злонизменностью лукавой
Достиг-таки итога, мастера
Фатумные просчеты допустили,
Свела фасад яркая мишура,
А нужные виньеты упустили
Тогда из вида, в аде скоморох,
Напомним, не юродивый блаженный,
Аид ему, как сказочный Горох,
Колпачникам величественным), бренный
Свой путь, однако, сам не завершил
Смеятель, верви мертвым не угроза,
Судьбу векопрестойности решил
Урок банальный, смерти эта проза
Не может ныне грешных волновать,
А Кора долго после уповала
На случай, чтобы вновь обосновать
Соборище, торжественность подвала
И трауры его засим ввести
В орнамент некой дивною лепниной,
Финифтью грузной сжечь и воплести
В наружные, сопрятанные глиной
Червонною фасадные углы,
Сей замысел не знал осуществленья,
Вкруг камор парфюмерные столы
Сейчас расположились, преломленья
Огоней тусклых замков внутрь глядят,
Расцветные стольницы окружают,
Химерники не пьют и не ядят,
Но лавры лицедейские стяжают,
Меллируя терничные главы
Иль губы обводя немые мелом
Карминовым, рассчитанным, увы,
На действие непрочное, уделом
Таким, а экзерсисов меловых,
Таинственных и грозных превращений
О гриме накладном среди мертвых
Учесть нельзя, сподвигнуты учений
Мистических магистры, ворожей
Черемных накопления, а с ними
Их спутников и каморных мужей
Летучие отряды, за сиими,
Обычно управители ночных
Казнений и расправ следят урочно,
Не будем иерархии свечных
Князей лишать секретности, несрочно
Теперь и это знанье, ни к чему
Сейчас и описание адницы,
Традиций бытования к уму
Земному доводить, смотри, червницы
Свое иные ведьмы уж давно
Оставили и тешатся над нами,
Елико до конца не сочтено
Число их и возможности за снами
Дурными нам являться не ясны
Предельно, молвить будем осторожней,
Итак, напомнить время, яко сны
В полон еще не взяли всех, надежней
Поруки нет надмирной, аонид
Немолчный слыша лепет, их внимая
Благое шелестенье, сам Аид,
Рефреном вторю, насквозь пронимая,
Оно, их шелестение и речь,
Какую бедным словом не означить,
Дают опять подсказку мне, сиречь
Пора, читатель трепетный, иначить
Письма виньетный каверник и в строй
Суждений ввесть одну хотя бы тезу,
Яснить какую нечего, порой
Присутствие такое ко обрезу
Обрезы чернокнижные стремит
Единому и Герберт Аврилакский
Быть мог бы солидарен с тем, томит
Нас знание большое, а релакский
Всегда бывает к месту вольный чин,
И быть сему, немолчности приветим
Теченье, средоточие причин,
Молчать велящих, благостно заметим
И, муз подсказку вечную блюдя,
Умолкнем, не сказав и полуслова,
Не сорван перст всевышний со гвоздя,
А речь ли недоимцам часослова,
А речь ли посвященным, иль молчать
Сим стоит благотворно и свободно,
В тезаурисы бойную печать
Подставят ангелы и благородно
Теперь не возалкают, горловых
Довольно течей, патины убудет
Сребристой о свечах, тогда живых
Мельмот ли, чернокниженник забудет.
Нагорные листая словари,
Которые нам кровью слог исправят,
Лишь я мог речь -- иди и посмотри,
Как точку огневую в жизни ставят.
-
Автор темыLeda
- Всего сообщений: 347
- Зарегистрирован: 29.03.2013
- Образование: высшее гуманитарное
- Откуда: Беларусь
Re: Яков Есепкин Готическая поэзия
Яков Есепкин
Барокко андеграунда
Во льдах сердец, в сих глыбах плитняков
Не высечь и во имя искупленья
Сокрытые склепеньями веков
Святые искры вечного моленья.
Гранил их серный дождь, летейский вал
Онизывал свечением узорным,
О тех воспоминать, кто забывал,
Чтоб все могли пред огнищем тлетворным.
Бездушные теперь гробовщики,
Глазетом ли украсить наши гробы,
Хоть розовые паки лепестки
Идут ко винам августовской пробы.
Нам отдали цветы свой аромат,
Как грянем в барбарийские кимвалы,
О Боге всплачет горестный сармат,
Эллин узрит иродные подвалы.
Тем ядрица багряная мила,
Пусть пирствуют алкающие манны,
Содвинем тени кубков у стола
И бысть нам, потому благоуханны.
Тлеением и оспой гробовой
Делятся не вошедшие в обитель,
Кто в колокол ударил вечевой --
Окровавленный Фауста губитель.
Распишет вечность древние муры
Скрижалями и зеленью иною,
И челядь разожжет золой костры,
А вретища заблещут белизною.
Горенье это высь нам не простит,
Искрясь темно в струях кровеобильных,
От мертвого огня и возлетит
В бессмертие зола камней могильных.
Тогда преобразимся и легко
Всех проклятых узнаем и убитых,
С валькирьями летавших высоко,
Архангелов, задушками совитых,
Из басмовых адниц по именам
Веками окликавших, Триумфальных
Им дарованных арок временам
Кровительство раздавших, буцефальных
Влачителей своих у Лорелей
Оставивших в табунах кентаврийских
Для красного купания, полей
Не зревших елисейских, лигурийских
Не внявших арф высокую игру,
Бежавших от Иосифа Каифы
В Кесарию Стратонову, в миру
Венчавших тернием славские мифы,
Иосифа Великого одно
Карающей десницы не бежавших,
Эпохи четверговое вино
Допивших и осадок расплескавших
Серебряный по битым остиям
Сосудов, из которых пить возбранно,
Украсивших собой гнилостных ям
Опадины, зиять благоуханно
И там не оставляя, огнем вежд
Когорты себастийские и турмы
Итурейские пирровых надежд
Лишивших, всевоительные сурмы
На выцветшие рубища прелив,
Замеривая ржавые кирасы,
Страшивших костяками под олив
Шафрановою сенью, на атласы
Победные уставивших амфор
Хмельное средоточье, фарисеев,
Алкавших кровь и вина, пьяный ор
Взносивших до лазурных Элисеев
И жаждущих не мирности, но треб,
Не веры миротворной, а глумленья,
Их жалуя крестом разорный хлеб,
Лишь кровию его для искупленья
Порочности смягчая, не коря
Отступников и другов кириафских,
Алмазами чумные прахоря
Бесовских содержанок, иже савских
Обманутых царевен, от ведем
Теперь не отличимых, во иродстве
Рядивших, тени оных на Эдем
Вести хотевших, в дивном благородстве
Не помнящих губителей своих,
Уродиц и юродников простивших,
Чересел и растленных лядвий их
В соитии веселом опустивших
Картину чуровую, жалкий бред
Отвязных этих черм и рогоносцев
Не слышавших и звавших на обед
Фамильный, где однех милоголосцев
Дородственных, любимых сердцем душ
Собрание молчалось, разуменье
Несловное являя, грузных туш
Блядей не уличавших, а затменье
Головок божевольных их, козлов
Приставленных напарно возлияний
Не видевших урочно, часослов
Семейный от морительных блеяний
Всего лишь берегущих, за альбом
Именной векопестованной славы
Судьбою расплатившихся, в любом
Позоре отмечающих булавы
И шкипетра сиятельную тень,
Взалкавших из холопской деспотии,
Блажным очехладительную сень
Даривших и утешные литии,
Хитона голубого лазурит
Признавших и убойность разворота,
О коем чайка мертвая парит,
Бредущему чрез Сузские ворота
Осанну певших, честью и клеймом
Плативших десно скаредности рабской,
Визитным означавшихся письмом,
Духовников от конницы арабской
Спасавших, смертоимное копье
Понтийскому Пилату милосердно
С оливою подавших, на цевье
Винтовия их смерти безусердно
И тихо опиравшихся, в очах
Всех падших серафимов отраженных,
Удушенных при черемных свечах,
Сеннаарскою оспой прокаженных,
Еще для Фрид махровые платки
Хранящих, вертограды Елионской
Горы прешедших чрез бередники,
Свободных обреченности сионской,
Но мудрости холодного ума
Не тративших и в варварских музеях
Трезвевших, на гербовные тома
Взирающих теперь о колизеях
Господних, сих бессонную чреду,
Злопроклятых, невинно убиенных
Узнаем и некрылую орду
Превиждим душегубцев потаенных,
Содвигнутых на тление, к святым
Высокого и низкого сословья
Летят оне по шлейфам золотым,
А, впрочем, и довольно многословья.
Офелия, взгляни на ведем тех,
Встречались хоть они тебе когда-то,
Грезеточных бежались их утех,
А всё не убежали, дело свято,
Под ним когда струится кровь одна,
Лазурной крови нашей перепили
Черемницы, но прочего вина
Для них не существует, или-или,
Сих выбор скуден присно, потому
И сами распознать угрозы темной
В серебре не сумели, по уму
Их бедному не числили заемной,
Точней, неясной крепости сиих
Удушливых объятий, а позднее,
Узнав природу чаяний мирских,
Обманов ли, предательств, холоднее
Каких нельзя еще вообразить,
Прочения, зиждимого во аде,
Убийственную сущность исказить
Уже не были в силах, чтоб награде
Кружевниц тьмы достойной передать,
Соадский уголок им обиходить,
Забыть козлищ пергамент, благодать
Лиется аще к нам, но хороводить
Оне серьезно, видимо, взялись,
Упившись кровью агнецев закланных,
Досель, смотри, вконец не извелись
Бесовок табуны чертожеланных,
Пиют себе пускай, близнится час,
Как их мерзкообразные хламиды
Спадутся сами, движемся под пляс
И оры буйных фурий, аониды
Простят нам беглость почерков, химер
Картонных экстазийные ужимы
Умерят и смирят, и на манер
Музык небесных, гением движимы
Сибелиуса, Брамса ли, Гуно,
Волшебного Моцарта, Перголези,
Неважно, отыграют нам равно
Кантабиле иль реквием, а рези,
Оставшиеся в небе от черем,
Запекшиеся в пурпуре собойном,
Сведут могильной краскою, чтоб тем
Барельефную точку на разбойном
Пути явить наглядно, и цемент,
Крушицу мраморную либо глину
Внедрят, как экстатический фермент,
В иную адоносную целину,
Где место и убежище найдут
Прегнилостные гусеницы снова
И патинами сады обведут,
Где каждой будет адская обнова
Примериваться, Фриде во урок
Платки грудные будут раздаваться,
Тому положен промысел и срок –
Без времени чермам собороваться.
Без времени их адские столпы
Аидам в назидание алеять
Кримозно станут, гойские толпы
Кося, чтоб звезды розовые сеять.
Барокко андеграунда
Во льдах сердец, в сих глыбах плитняков
Не высечь и во имя искупленья
Сокрытые склепеньями веков
Святые искры вечного моленья.
Гранил их серный дождь, летейский вал
Онизывал свечением узорным,
О тех воспоминать, кто забывал,
Чтоб все могли пред огнищем тлетворным.
Бездушные теперь гробовщики,
Глазетом ли украсить наши гробы,
Хоть розовые паки лепестки
Идут ко винам августовской пробы.
Нам отдали цветы свой аромат,
Как грянем в барбарийские кимвалы,
О Боге всплачет горестный сармат,
Эллин узрит иродные подвалы.
Тем ядрица багряная мила,
Пусть пирствуют алкающие манны,
Содвинем тени кубков у стола
И бысть нам, потому благоуханны.
Тлеением и оспой гробовой
Делятся не вошедшие в обитель,
Кто в колокол ударил вечевой --
Окровавленный Фауста губитель.
Распишет вечность древние муры
Скрижалями и зеленью иною,
И челядь разожжет золой костры,
А вретища заблещут белизною.
Горенье это высь нам не простит,
Искрясь темно в струях кровеобильных,
От мертвого огня и возлетит
В бессмертие зола камней могильных.
Тогда преобразимся и легко
Всех проклятых узнаем и убитых,
С валькирьями летавших высоко,
Архангелов, задушками совитых,
Из басмовых адниц по именам
Веками окликавших, Триумфальных
Им дарованных арок временам
Кровительство раздавших, буцефальных
Влачителей своих у Лорелей
Оставивших в табунах кентаврийских
Для красного купания, полей
Не зревших елисейских, лигурийских
Не внявших арф высокую игру,
Бежавших от Иосифа Каифы
В Кесарию Стратонову, в миру
Венчавших тернием славские мифы,
Иосифа Великого одно
Карающей десницы не бежавших,
Эпохи четверговое вино
Допивших и осадок расплескавших
Серебряный по битым остиям
Сосудов, из которых пить возбранно,
Украсивших собой гнилостных ям
Опадины, зиять благоуханно
И там не оставляя, огнем вежд
Когорты себастийские и турмы
Итурейские пирровых надежд
Лишивших, всевоительные сурмы
На выцветшие рубища прелив,
Замеривая ржавые кирасы,
Страшивших костяками под олив
Шафрановою сенью, на атласы
Победные уставивших амфор
Хмельное средоточье, фарисеев,
Алкавших кровь и вина, пьяный ор
Взносивших до лазурных Элисеев
И жаждущих не мирности, но треб,
Не веры миротворной, а глумленья,
Их жалуя крестом разорный хлеб,
Лишь кровию его для искупленья
Порочности смягчая, не коря
Отступников и другов кириафских,
Алмазами чумные прахоря
Бесовских содержанок, иже савских
Обманутых царевен, от ведем
Теперь не отличимых, во иродстве
Рядивших, тени оных на Эдем
Вести хотевших, в дивном благородстве
Не помнящих губителей своих,
Уродиц и юродников простивших,
Чересел и растленных лядвий их
В соитии веселом опустивших
Картину чуровую, жалкий бред
Отвязных этих черм и рогоносцев
Не слышавших и звавших на обед
Фамильный, где однех милоголосцев
Дородственных, любимых сердцем душ
Собрание молчалось, разуменье
Несловное являя, грузных туш
Блядей не уличавших, а затменье
Головок божевольных их, козлов
Приставленных напарно возлияний
Не видевших урочно, часослов
Семейный от морительных блеяний
Всего лишь берегущих, за альбом
Именной векопестованной славы
Судьбою расплатившихся, в любом
Позоре отмечающих булавы
И шкипетра сиятельную тень,
Взалкавших из холопской деспотии,
Блажным очехладительную сень
Даривших и утешные литии,
Хитона голубого лазурит
Признавших и убойность разворота,
О коем чайка мертвая парит,
Бредущему чрез Сузские ворота
Осанну певших, честью и клеймом
Плативших десно скаредности рабской,
Визитным означавшихся письмом,
Духовников от конницы арабской
Спасавших, смертоимное копье
Понтийскому Пилату милосердно
С оливою подавших, на цевье
Винтовия их смерти безусердно
И тихо опиравшихся, в очах
Всех падших серафимов отраженных,
Удушенных при черемных свечах,
Сеннаарскою оспой прокаженных,
Еще для Фрид махровые платки
Хранящих, вертограды Елионской
Горы прешедших чрез бередники,
Свободных обреченности сионской,
Но мудрости холодного ума
Не тративших и в варварских музеях
Трезвевших, на гербовные тома
Взирающих теперь о колизеях
Господних, сих бессонную чреду,
Злопроклятых, невинно убиенных
Узнаем и некрылую орду
Превиждим душегубцев потаенных,
Содвигнутых на тление, к святым
Высокого и низкого сословья
Летят оне по шлейфам золотым,
А, впрочем, и довольно многословья.
Офелия, взгляни на ведем тех,
Встречались хоть они тебе когда-то,
Грезеточных бежались их утех,
А всё не убежали, дело свято,
Под ним когда струится кровь одна,
Лазурной крови нашей перепили
Черемницы, но прочего вина
Для них не существует, или-или,
Сих выбор скуден присно, потому
И сами распознать угрозы темной
В серебре не сумели, по уму
Их бедному не числили заемной,
Точней, неясной крепости сиих
Удушливых объятий, а позднее,
Узнав природу чаяний мирских,
Обманов ли, предательств, холоднее
Каких нельзя еще вообразить,
Прочения, зиждимого во аде,
Убийственную сущность исказить
Уже не были в силах, чтоб награде
Кружевниц тьмы достойной передать,
Соадский уголок им обиходить,
Забыть козлищ пергамент, благодать
Лиется аще к нам, но хороводить
Оне серьезно, видимо, взялись,
Упившись кровью агнецев закланных,
Досель, смотри, вконец не извелись
Бесовок табуны чертожеланных,
Пиют себе пускай, близнится час,
Как их мерзкообразные хламиды
Спадутся сами, движемся под пляс
И оры буйных фурий, аониды
Простят нам беглость почерков, химер
Картонных экстазийные ужимы
Умерят и смирят, и на манер
Музык небесных, гением движимы
Сибелиуса, Брамса ли, Гуно,
Волшебного Моцарта, Перголези,
Неважно, отыграют нам равно
Кантабиле иль реквием, а рези,
Оставшиеся в небе от черем,
Запекшиеся в пурпуре собойном,
Сведут могильной краскою, чтоб тем
Барельефную точку на разбойном
Пути явить наглядно, и цемент,
Крушицу мраморную либо глину
Внедрят, как экстатический фермент,
В иную адоносную целину,
Где место и убежище найдут
Прегнилостные гусеницы снова
И патинами сады обведут,
Где каждой будет адская обнова
Примериваться, Фриде во урок
Платки грудные будут раздаваться,
Тому положен промысел и срок –
Без времени чермам собороваться.
Без времени их адские столпы
Аидам в назидание алеять
Кримозно станут, гойские толпы
Кося, чтоб звезды розовые сеять.
Напиcана великая книга: Яков Есепкин "Космополис Архаики". Любая помощь в её издании будет принята с благодарностью. Контакт: silvermodern@gmail.com
-
Автор темыLeda
- Всего сообщений: 347
- Зарегистрирован: 29.03.2013
- Образование: высшее гуманитарное
- Откуда: Беларусь
Re: Яков Есепкин Готическая поэзия
Яков Есепкин
Gloria агнцу
Кто в свитках мглы сумел Завет прочесть
Блажен и чист пребудет до успенья,
Скрижали мы не узрели, как есть
Внимаем пресвятые песнопенья.
Сей благовест зачем, почто в устах
Звучат они, синеющих от скверны,
Лишь стража тьмы на яхонтах-постах,
Ея дозоры тяжки и безмерны.
Литании всенощные звучат
И ангелы надежды воскрешают,
Елику распинать нас повлачат,
Хотя пускай сыночков не решают.
А станем алебастровые мглы
Истачивать капрейскою желтицей,
Кровавые серветки на столы
Леглись – потчуйте водкою с корицей.
Не служкам иродивым царичей
Губить, сиим неможно верховодить,
Еще мы воскурим от их свечей,
Еще сугатно будем хороводить.
Хотели изгубити, да тщетна
И цель, с какой услужники хитрятся,
Очнемся от морительного сна,
О ворах наши терни загорятся.
Иль смерть не отделить от жития,
О Господе темниться невозможно,
Как царственные вскинем остия,
Царь-колокол звонить начинет ложно.
Гнилые эти пажити пройдя,
Не явятся пророки в наши пади,
Всевышний перст не сорван со гвоздя,
Сошли с крестов растлители и бляди.
Дневных красавиц прорва ли, чреда
В сны рядится, цветочны водолазки,
Но мертвая стеклась плакун-вода
В их змейками украшенные глазки.
Как этих черемниц нам не узнать,
Жизнь бренную едва до середины
Успели мы преминуть и шмонать
Всех гоблины какие-то, сурдины
В кустовье заведя и раскалив
Желтушною их мрачностью, начали
Еще пред средоточием олив,
Гранатовых деревьев, где звучали
Высокие иные голоса,
Внимая прокураторские речи,
Грозовые вскипали небеса
И масляные розовые течи
Мешались ароматами земных
Цветов и неземного благолепья
Нам запахов неведомых, свечных
Извивов красно таяли осклепья,
Картины инфернальные троя,
Лес дивный страшен был и нереален,
А нашего земного бытия
Уродливые тени царских спален,
Тщедушные кикиморы, чермы
С Ягой своей, русалки, ведем жалких
Скопленья, козлоногие гурмы
Сатиров пьяноватых, леших валких
С колодницами юными роя,
Всепрочей мерзкой нежити армады
Столь яростно алкали, что сия
Гремучая когорта наши сады
Овеяла дыханием своим
Тлетворным, зло усеяв древо жизни,
Глумиться начала, так мало им
Случается и крови, сих не тризни,
Читатель мой, хотя в кошмарном сне,
Чтоб тешиться над нежитью лукавой,
Пред рожами смеяться о луне
Томительной и полной, над оравой
Взыскующей иметь прямую власть,
Особый нужен дар, такую касту
Смирить бывает сложно, легче пасть,
Но, следуя теперь Екклесиасту,
Заметим, обстоятельства порой
Толкуются превратно, в круге датском
Неладное, а пир идет горой,
Принцессы в черном серебре мулатском
Танцуют весело, еще ядят,
Подобятся черемам, воздыхают
Утешно о царевичах, сидят
Вкруг свеч затем, в нощи не утихают
Их шепоты, гадания флеор
Виется под каморными венцами,
А рядышком казнит гнусавый хор
Молчаньем царский вызов, образцами
Беспечности подобной фолиант
Любой пестрит огранки чернокнижной,
Случается, ведемы без пуант
Изысканных летают верх содвижной
Реальности, свое не упустят
Оне, молчанье странное преложат
В урочности, принцессам не простят
Их вольностей, а суремы возложат,
Румяна, перманенты и мелки
Червонные, басмовые, желтые
На чертей гномовидных, высоки
Становятся тогда и злопустые,
Иначе, пустотелые стада
Ужасных рогоносцев, значит, боле
Таиться нет резона им, чреда
Завийская табунится на воле,
Гасит свечей курящуюся тьму,
Берет к себе приглянувшихся девиц,
А царичи сквозь эту кутерьму
Не виждят в червоне сереброгневиц,
Сопутствующих гоблинов, теней
Всегда нечистых туне и голодных
В лжепраздностни, от пляшущих огней
Берущих силы новой, греховодных,
Достойных гномов пигалиц, в золе
Иль гущице кофейной при гаданье
Кто зрел их чуровое дефиле,
Вторить и не захочет согладянье
Бесовских юродивиц, тем удел
Положен вековой, и мы напрасно
Их вспомнили ужимки, много дел
От праздности случается, прекрасно
Мгновенье встречи нашей с милых див,
Любивших нас, тенями золотыми,
Черемниц вспоминаньем усладив,
Сошлем сиих обратно, за пустыми
Стольницами зачем теперь сидеть,
О случае мы трижды говорили,
Так будемся на суженых глядеть,
А черемам, которым отворили
В бессмертие врата, еще дадим,
Бубонная чума возьми их прахи,
Свет узреть раз, елико уследим
Как держат сучек псари-вертопрахи.
Мы кофе с лепестками черных роз
Любили и готические дивы,
Теряя главы змейные, стрекоз
Влекли к себе, тая аперитивы
От глаз седых кровавых королей,
Мышей их, моли ветхой и альковниц
Стенающих убожно, чем алей
Трапеза, тем опасней яд маковниц.
Во кубки наши слезы пролились,
Их вынесут невинно убиенным,
И ты в иных уж безднах помолись
Курящимся образницам истленным.
Gloria агнцу
Кто в свитках мглы сумел Завет прочесть
Блажен и чист пребудет до успенья,
Скрижали мы не узрели, как есть
Внимаем пресвятые песнопенья.
Сей благовест зачем, почто в устах
Звучат они, синеющих от скверны,
Лишь стража тьмы на яхонтах-постах,
Ея дозоры тяжки и безмерны.
Литании всенощные звучат
И ангелы надежды воскрешают,
Елику распинать нас повлачат,
Хотя пускай сыночков не решают.
А станем алебастровые мглы
Истачивать капрейскою желтицей,
Кровавые серветки на столы
Леглись – потчуйте водкою с корицей.
Не служкам иродивым царичей
Губить, сиим неможно верховодить,
Еще мы воскурим от их свечей,
Еще сугатно будем хороводить.
Хотели изгубити, да тщетна
И цель, с какой услужники хитрятся,
Очнемся от морительного сна,
О ворах наши терни загорятся.
Иль смерть не отделить от жития,
О Господе темниться невозможно,
Как царственные вскинем остия,
Царь-колокол звонить начинет ложно.
Гнилые эти пажити пройдя,
Не явятся пророки в наши пади,
Всевышний перст не сорван со гвоздя,
Сошли с крестов растлители и бляди.
Дневных красавиц прорва ли, чреда
В сны рядится, цветочны водолазки,
Но мертвая стеклась плакун-вода
В их змейками украшенные глазки.
Как этих черемниц нам не узнать,
Жизнь бренную едва до середины
Успели мы преминуть и шмонать
Всех гоблины какие-то, сурдины
В кустовье заведя и раскалив
Желтушною их мрачностью, начали
Еще пред средоточием олив,
Гранатовых деревьев, где звучали
Высокие иные голоса,
Внимая прокураторские речи,
Грозовые вскипали небеса
И масляные розовые течи
Мешались ароматами земных
Цветов и неземного благолепья
Нам запахов неведомых, свечных
Извивов красно таяли осклепья,
Картины инфернальные троя,
Лес дивный страшен был и нереален,
А нашего земного бытия
Уродливые тени царских спален,
Тщедушные кикиморы, чермы
С Ягой своей, русалки, ведем жалких
Скопленья, козлоногие гурмы
Сатиров пьяноватых, леших валких
С колодницами юными роя,
Всепрочей мерзкой нежити армады
Столь яростно алкали, что сия
Гремучая когорта наши сады
Овеяла дыханием своим
Тлетворным, зло усеяв древо жизни,
Глумиться начала, так мало им
Случается и крови, сих не тризни,
Читатель мой, хотя в кошмарном сне,
Чтоб тешиться над нежитью лукавой,
Пред рожами смеяться о луне
Томительной и полной, над оравой
Взыскующей иметь прямую власть,
Особый нужен дар, такую касту
Смирить бывает сложно, легче пасть,
Но, следуя теперь Екклесиасту,
Заметим, обстоятельства порой
Толкуются превратно, в круге датском
Неладное, а пир идет горой,
Принцессы в черном серебре мулатском
Танцуют весело, еще ядят,
Подобятся черемам, воздыхают
Утешно о царевичах, сидят
Вкруг свеч затем, в нощи не утихают
Их шепоты, гадания флеор
Виется под каморными венцами,
А рядышком казнит гнусавый хор
Молчаньем царский вызов, образцами
Беспечности подобной фолиант
Любой пестрит огранки чернокнижной,
Случается, ведемы без пуант
Изысканных летают верх содвижной
Реальности, свое не упустят
Оне, молчанье странное преложат
В урочности, принцессам не простят
Их вольностей, а суремы возложат,
Румяна, перманенты и мелки
Червонные, басмовые, желтые
На чертей гномовидных, высоки
Становятся тогда и злопустые,
Иначе, пустотелые стада
Ужасных рогоносцев, значит, боле
Таиться нет резона им, чреда
Завийская табунится на воле,
Гасит свечей курящуюся тьму,
Берет к себе приглянувшихся девиц,
А царичи сквозь эту кутерьму
Не виждят в червоне сереброгневиц,
Сопутствующих гоблинов, теней
Всегда нечистых туне и голодных
В лжепраздностни, от пляшущих огней
Берущих силы новой, греховодных,
Достойных гномов пигалиц, в золе
Иль гущице кофейной при гаданье
Кто зрел их чуровое дефиле,
Вторить и не захочет согладянье
Бесовских юродивиц, тем удел
Положен вековой, и мы напрасно
Их вспомнили ужимки, много дел
От праздности случается, прекрасно
Мгновенье встречи нашей с милых див,
Любивших нас, тенями золотыми,
Черемниц вспоминаньем усладив,
Сошлем сиих обратно, за пустыми
Стольницами зачем теперь сидеть,
О случае мы трижды говорили,
Так будемся на суженых глядеть,
А черемам, которым отворили
В бессмертие врата, еще дадим,
Бубонная чума возьми их прахи,
Свет узреть раз, елико уследим
Как держат сучек псари-вертопрахи.
Мы кофе с лепестками черных роз
Любили и готические дивы,
Теряя главы змейные, стрекоз
Влекли к себе, тая аперитивы
От глаз седых кровавых королей,
Мышей их, моли ветхой и альковниц
Стенающих убожно, чем алей
Трапеза, тем опасней яд маковниц.
Во кубки наши слезы пролились,
Их вынесут невинно убиенным,
И ты в иных уж безднах помолись
Курящимся образницам истленным.
Напиcана великая книга: Яков Есепкин "Космополис Архаики". Любая помощь в её издании будет принята с благодарностью. Контакт: silvermodern@gmail.com
-
Автор темыLeda
- Всего сообщений: 347
- Зарегистрирован: 29.03.2013
- Образование: высшее гуманитарное
- Откуда: Беларусь
Re: Яков Есепкин Готическая поэзия
Яков Есепкин
Антикварные пировые Вифании
Калька
Взвиваясь над назойливой толпой,
Стандарт сбывает крашенный Меркурий,
И дракул заражают красотой
Фигуры пустотелых дев и фурий.
Заверченные в глянец до плечей,
Сиреневою матовой прокладкой
Обжатые, глядят, и нет прочней
Уз ситцев кружевных изнанки гладкой.
В зерцалах бельеносных тьмы скелет
От пола источается, лелея
Гофриры лядвий меловых, паркет
Скользит крахмально с пудрами келея.
Венеция – обманутых юдоль,
А мы зане храним ее зерцала,
Чтоб вечная танцующая моль
Над арфой эолийскою порхала.
Фламандских гобеленов, севрских ваз,
Реликвий в антикварных анфиладах
Порой дороже тусклый проблеск глаз
Иконниц в бледногребневых окладах.
Проспект краснофигурный под орлом
Двуглавым днесь мерцает бронзой русской,
Но каждый терракотовый разлом
Горит надгробной желтию этрусской.
И зрит кроваворотый каннибал,
Коробкой со скелетами играя,
Кто в чресла ювенильные ввергал
Огнь мертвенный, кого ждет смерть вторая.
Горацио, а нас ли вечность ждет,
Благие ли трилистия лелеет,
Идущий до Венеции дойдет,
Господь когда о нем не сожалеет.
Сколь нынешние ветрены умы,
Легки и устремления обслужных,
Кансоны ль им во пурпуре тесьмы
Всем дарствовать для симболов ненужных.
Ненужный факультет сиих вещей,
Забвения торическая лавка,
Беспечно соцветай от мелочей
До ярких драгоценностей прилавка.
На стулия теперь, венчая мисс,
Как матовые лампочки в патроны,
Жизнь садит бледнорозовых Кларисс,
Чтоб тлелись золотые их капроны.
Я с юности любил сии места,
Альбомные ристалища, блокноты
Порфировые, чем не красота
Внимать их замелованные ноты,
Мелодии неясной слышать речь,
Взнесенную ко ангелам и тайно
Звучащую, теперь еще сберечь
Пытаюсь то звучанье, а случайно
Взор девичий в зерцале уловив,
У вечности беру на время фору
И слушаю пеяния олив
Темнистых, арамейскому фавору
Знакомых, не подверженных тщете
Мелькающих столетий, шум и ярость
Какие внял Уильям, во Христе
Несть разницы великой, будет старость
Друг к другу близить нищих и царей,
Узнает любопытный, а оливы
Шумят, шумят, се рок мой, словарей
Теперь еще взираю переливы
Оливковые, красные, в желти
Кремовой, изумрудные, любые,
Дарят оне полеты и лети
Со мною, бледный юноша, рябые
Оставим лики Родины, пускай
Вождей своих намеренно хоронят
Прислужники, иных высот алкай,
Сколь мгла кругом, порфиры не уронят
Помазанники Божие, словам
Я отдал и горенье, и услады,
Точащимся узорным кружевам
Нужны свое Орфеи, эти сады,
В каких пылает Слово, от земных
Премного отличаются, химеры,
Болящие главами, в желтяных
И пурпурных убраниях размеры
Здесь краденные точат и кричат,
А крики бесноватости отличья
Являют очевидность, огорчат
Сим книжника пеющего, величья
Искавшего по юности, певца
Текущей современности благого,
Но веры не убавят и венца
Алмазного не снимут дорогого
С виновной головы, зачем хламид
Потешных зреть убогость, ведьмы туне
Труждаться не желают, аонид
Преследуют безбожно, о июне
Нисановый свергают аромат,
Курят свое сигары чуровые,
Хоть эллин им представься, хоть сармат,
Сведут персты костлявые на вые
И жертвы не упустят, сады те
Богаче и премного, для потехи
Я ведем вспомнил чурных, нищете
Душевной их пределов нет, огрехи
Общенья с ними, жалости всегда
Печальные плоды, но сад фаворный
Сверкает и пылается, туда
Стремит меня и огонь чудотворный,
И пламень благодатный храмовой,
Десниц не обжигающий гореньем,
О творчестве не ведает живой,
А мертвый благодатным виждит зреньем
Картин реальность, их соединив,
Двух знаний став носителем, избранник
Словесности высокой, может нив
Узнать сиих пределы, Божий странник
Одно смиренен в поприщах земных,
Но избранным даются речь и звуки,
Те сады ныне призрачней иных
Их брать сейчас каменам на поруки
Черед настал, а где певцов ловить
Небесных, все ринулись в фарисейство,
Черем хламидных суе удивить
И смертью, так скажи им, лицедейство
Не может дать вершинности, к чему
Пред теми одержимыми стараться
Бессмертие воспеть, зачем письму
Одесному желтицей убираться,
Ловушка на ловушке вкруг, игры
Своей нечистых среды не оставят,
Не там горели морные костры
Замковой инквизиции, лукавят
Историки и фурии наук
Астральных, теневые звездочеты,
Нет благостнее музовских порук,
Но с вечностью нельзя вести расчеты,
Елико астрология сама
Грешит реалистичностью научной,
Уроки нам бубонная чума
Дает и преподносит, небозвучной
Симфонии услышать не дано
Помазанным и вертерам искусства,
Пиют червленозвездное вино,
Хмельностью усмиряют злые чувства,
Какой теперь алгеброю, скажи,
Поверить эту логику, гармоний
Сакрально истечение, а лжи
Довольно, чтоб в торжественность симфоний
Внести совсем иной императив,
Навеянный бесовскою армадой
Терзать небесной требою мотив,
Созвучный только с адскою руладой,
Но слово поздно мертвое лечить,
Сады мое лишь памятью сохранны,
Зеленей их черемным расточить
Нельзя опять, горят благоуханны,
Сверкают шаты ясные, в тени
Охладной музы стайками виются,
Фривольно им и весело, взгляни,
Горацио, навечно расстаются
С иллюзиями здесь пииты, зря
Писать лукавым пленникам пифийским
Дадут ли аониды, говоря
Понятным языком, дионисийским
Колодницам возможно уповать
На хмелевое присно исплетенье,
Воспитанников пажеских срывать
Плоды подвигнув гнилостные, чтенье
Их грустное приветствовать иль петь
Нощные дифирамбы малым ворам,
Настанет время царить и успеть,
Созреет юность к мертвым уговорам,
Венечье злоалмазное тогда
Борей дыханьем сумрачным развеет,
Веди иных запудренных сюда,
Коль жизненное древо розовеет
И мирра вьется, мускус и сандал
Еще благоухают, плодоносят
Смоковницы, когда не соглядал
Диавол юных жизней, не выносят
Черемные цветенья и страстей
Возвышенных, провизоры адские
Уже готовят яды, но гостей
Томят не белладонны колдовские,
Желают неги выспренней певцы,
Тезаурисы червные листают,
Гекзаметры берут за образцы
Гравирного письма, зело читают
Овидия со Флакком, Еврипид
И старый добрый Плавт воображенье
Терзают их, сиреневый аспид,
Всежалящий оводник, искаженье
Природное милей им, нежли те
Вершители судеб вековых, ловки
В письме они бывают, но тщете
Послушные такие гравировки,
Чуть слово молвят, сразу помянут
Рабле, точней сказать, Анакреона
Иль рыцаря Мольера, преминут
Оне ль явить начитанность, барона
Цыганского иль Майгеля с грудным
Отверстием ославят, а зоилы
Свое труды чумовые свечным
Патрициям воздарят, аще милы
Деяния никчемные, письма
Чужого мы финифть не потревожим,
Успенное б серебро до ума
Успеть нам довести, быстрей итожим
Речение, а камерность сего
Творенья, именуемого садом
Трилистий говорящих, ничего
Не просит у бессмертия, фасадом
Звучащим и играющим теней
Порфирами сокрыт эдемских аур
Божественный альковник, от огней
Мелованных горит белей тезаур,
Накал его сродни лишь пламенам,
Еще известным Данту, облетают
Сирени и гортензии, ко снам
Клонит царевен бледных князь, считают
Своим его шатер домовики,
Убожества кургузые и эльфы
Прелестные, когорты и полки
Ямбические следуют за Дельфы,
Клошмерль иль Трира затени, иль мглы
Туманные Норфолка, единятся
В порывах благотворных, тяжелы
Для младости виденья, но тризнятся
Оне в саду немолчном, свечевых
Узилищ вечных татей равнодушно
Встречает зелень, желть ли, о живых
Роятся здесь мертвые, мне послушно
Когда-то было таинство речей,
Их серебром я нощному бессмертью
Во здравие записывал, свечей
Теперь огарки тлятся, круговертью
Лихой муарный пурпур унесло
Давно, лишь панны белые вздыхают
И теней ждут, взирая тяжело
На сребро, и в червнице полыхают.
Яков Есепкин
Антикварные пировые Вифании
Калька
Взвиваясь над назойливой толпой,
Стандарт сбывает крашенный Меркурий,
И дракул заражают красотой
Фигуры пустотелых дев и фурий.
Заверченные в глянец до плечей,
Сиреневою матовой прокладкой
Обжатые, глядят, и нет прочней
Уз ситцев кружевных изнанки гладкой.
В зерцалах бельеносных тьмы скелет
От пола источается, лелея
Гофриры лядвий меловых, паркет
Скользит крахмально с пудрами келея.
Венеция – обманутых юдоль,
А мы зане храним ее зерцала,
Чтоб вечная танцующая моль
Над арфой эолийскою порхала.
Фламандских гобеленов, севрских ваз,
Реликвий в антикварных анфиладах
Порой дороже тусклый проблеск глаз
Иконниц в бледногребневых окладах.
Проспект краснофигурный под орлом
Двуглавым днесь мерцает бронзой русской,
Но каждый терракотовый разлом
Горит надгробной желтию этрусской.
И зрит кроваворотый каннибал,
Коробкой со скелетами играя,
Кто в чресла ювенильные ввергал
Огнь мертвенный, кого ждет смерть вторая.
Горацио, а нас ли вечность ждет,
Благие ли трилистия лелеет,
Идущий до Венеции дойдет,
Господь когда о нем не сожалеет.
Сколь нынешние ветрены умы,
Легки и устремления обслужных,
Кансоны ль им во пурпуре тесьмы
Всем дарствовать для симболов ненужных.
Ненужный факультет сиих вещей,
Забвения торическая лавка,
Беспечно соцветай от мелочей
До ярких драгоценностей прилавка.
На стулия теперь, венчая мисс,
Как матовые лампочки в патроны,
Жизнь садит бледнорозовых Кларисс,
Чтоб тлелись золотые их капроны.
Я с юности любил сии места,
Альбомные ристалища, блокноты
Порфировые, чем не красота
Внимать их замелованные ноты,
Мелодии неясной слышать речь,
Взнесенную ко ангелам и тайно
Звучащую, теперь еще сберечь
Пытаюсь то звучанье, а случайно
Взор девичий в зерцале уловив,
У вечности беру на время фору
И слушаю пеяния олив
Темнистых, арамейскому фавору
Знакомых, не подверженных тщете
Мелькающих столетий, шум и ярость
Какие внял Уильям, во Христе
Несть разницы великой, будет старость
Друг к другу близить нищих и царей,
Узнает любопытный, а оливы
Шумят, шумят, се рок мой, словарей
Теперь еще взираю переливы
Оливковые, красные, в желти
Кремовой, изумрудные, любые,
Дарят оне полеты и лети
Со мною, бледный юноша, рябые
Оставим лики Родины, пускай
Вождей своих намеренно хоронят
Прислужники, иных высот алкай,
Сколь мгла кругом, порфиры не уронят
Помазанники Божие, словам
Я отдал и горенье, и услады,
Точащимся узорным кружевам
Нужны свое Орфеи, эти сады,
В каких пылает Слово, от земных
Премного отличаются, химеры,
Болящие главами, в желтяных
И пурпурных убраниях размеры
Здесь краденные точат и кричат,
А крики бесноватости отличья
Являют очевидность, огорчат
Сим книжника пеющего, величья
Искавшего по юности, певца
Текущей современности благого,
Но веры не убавят и венца
Алмазного не снимут дорогого
С виновной головы, зачем хламид
Потешных зреть убогость, ведьмы туне
Труждаться не желают, аонид
Преследуют безбожно, о июне
Нисановый свергают аромат,
Курят свое сигары чуровые,
Хоть эллин им представься, хоть сармат,
Сведут персты костлявые на вые
И жертвы не упустят, сады те
Богаче и премного, для потехи
Я ведем вспомнил чурных, нищете
Душевной их пределов нет, огрехи
Общенья с ними, жалости всегда
Печальные плоды, но сад фаворный
Сверкает и пылается, туда
Стремит меня и огонь чудотворный,
И пламень благодатный храмовой,
Десниц не обжигающий гореньем,
О творчестве не ведает живой,
А мертвый благодатным виждит зреньем
Картин реальность, их соединив,
Двух знаний став носителем, избранник
Словесности высокой, может нив
Узнать сиих пределы, Божий странник
Одно смиренен в поприщах земных,
Но избранным даются речь и звуки,
Те сады ныне призрачней иных
Их брать сейчас каменам на поруки
Черед настал, а где певцов ловить
Небесных, все ринулись в фарисейство,
Черем хламидных суе удивить
И смертью, так скажи им, лицедейство
Не может дать вершинности, к чему
Пред теми одержимыми стараться
Бессмертие воспеть, зачем письму
Одесному желтицей убираться,
Ловушка на ловушке вкруг, игры
Своей нечистых среды не оставят,
Не там горели морные костры
Замковой инквизиции, лукавят
Историки и фурии наук
Астральных, теневые звездочеты,
Нет благостнее музовских порук,
Но с вечностью нельзя вести расчеты,
Елико астрология сама
Грешит реалистичностью научной,
Уроки нам бубонная чума
Дает и преподносит, небозвучной
Симфонии услышать не дано
Помазанным и вертерам искусства,
Пиют червленозвездное вино,
Хмельностью усмиряют злые чувства,
Какой теперь алгеброю, скажи,
Поверить эту логику, гармоний
Сакрально истечение, а лжи
Довольно, чтоб в торжественность симфоний
Внести совсем иной императив,
Навеянный бесовскою армадой
Терзать небесной требою мотив,
Созвучный только с адскою руладой,
Но слово поздно мертвое лечить,
Сады мое лишь памятью сохранны,
Зеленей их черемным расточить
Нельзя опять, горят благоуханны,
Сверкают шаты ясные, в тени
Охладной музы стайками виются,
Фривольно им и весело, взгляни,
Горацио, навечно расстаются
С иллюзиями здесь пииты, зря
Писать лукавым пленникам пифийским
Дадут ли аониды, говоря
Понятным языком, дионисийским
Колодницам возможно уповать
На хмелевое присно исплетенье,
Воспитанников пажеских срывать
Плоды подвигнув гнилостные, чтенье
Их грустное приветствовать иль петь
Нощные дифирамбы малым ворам,
Настанет время царить и успеть,
Созреет юность к мертвым уговорам,
Венечье злоалмазное тогда
Борей дыханьем сумрачным развеет,
Веди иных запудренных сюда,
Коль жизненное древо розовеет
И мирра вьется, мускус и сандал
Еще благоухают, плодоносят
Смоковницы, когда не соглядал
Диавол юных жизней, не выносят
Черемные цветенья и страстей
Возвышенных, провизоры адские
Уже готовят яды, но гостей
Томят не белладонны колдовские,
Желают неги выспренней певцы,
Тезаурисы червные листают,
Гекзаметры берут за образцы
Гравирного письма, зело читают
Овидия со Флакком, Еврипид
И старый добрый Плавт воображенье
Терзают их, сиреневый аспид,
Всежалящий оводник, искаженье
Природное милей им, нежли те
Вершители судеб вековых, ловки
В письме они бывают, но тщете
Послушные такие гравировки,
Чуть слово молвят, сразу помянут
Рабле, точней сказать, Анакреона
Иль рыцаря Мольера, преминут
Оне ль явить начитанность, барона
Цыганского иль Майгеля с грудным
Отверстием ославят, а зоилы
Свое труды чумовые свечным
Патрициям воздарят, аще милы
Деяния никчемные, письма
Чужого мы финифть не потревожим,
Успенное б серебро до ума
Успеть нам довести, быстрей итожим
Речение, а камерность сего
Творенья, именуемого садом
Трилистий говорящих, ничего
Не просит у бессмертия, фасадом
Звучащим и играющим теней
Порфирами сокрыт эдемских аур
Божественный альковник, от огней
Мелованных горит белей тезаур,
Накал его сродни лишь пламенам,
Еще известным Данту, облетают
Сирени и гортензии, ко снам
Клонит царевен бледных князь, считают
Своим его шатер домовики,
Убожества кургузые и эльфы
Прелестные, когорты и полки
Ямбические следуют за Дельфы,
Клошмерль иль Трира затени, иль мглы
Туманные Норфолка, единятся
В порывах благотворных, тяжелы
Для младости виденья, но тризнятся
Оне в саду немолчном, свечевых
Узилищ вечных татей равнодушно
Встречает зелень, желть ли, о живых
Роятся здесь мертвые, мне послушно
Когда-то было таинство речей,
Их серебром я нощному бессмертью
Во здравие записывал, свечей
Теперь огарки тлятся, круговертью
Лихой муарный пурпур унесло
Давно, лишь панны белые вздыхают
И теней ждут, взирая тяжело
На сребро, и в червнице полыхают.
Напиcана великая книга: Яков Есепкин "Космополис Архаики". Любая помощь в её издании будет принята с благодарностью. Контакт: silvermodern@gmail.com
-
Автор темыLeda
- Всего сообщений: 347
- Зарегистрирован: 29.03.2013
- Образование: высшее гуманитарное
- Откуда: Беларусь
Re: Яков Есепкин Готическая поэзия
ПОТИР
Нашу веру на перстне зола
Выжгла в цвете меж гнилью и златом,
Лжи вовек повелев зеркала
Возвышать европейским закатом.
Кипарисовый ветхий ларец
Августовское брашно лелеет,
У демонов алмазный венец,
Челядь их ни о чем не жалеет.
А о чем и о ком на земле
Сожалеть под чарующей сенью,
И персты, и алмазы в золе,
Мрак цимнийский ли -- путь ко спасенью.
Все равно и не станут жалеть
Онемевших пиитов, алмазы
Для того воздают, чтоб алеть
С ними вместе могли верхолазы.
Глянь, Летиция, нощь всепуста,
Никого, ничего, аще благо
Выйдем к раям гулять, их врата
Нам откроет Иурий Живаго.
Нет во червной персти золотых
Десных смертников, нет псалмопевцев,
Что искать с огонями святых,
Пусть орешки глядят у деревцев.
Злобно демонов хоры поют,
Наши ангели к нам опоздали,
Соалмазные эти куют
Всем венечия, аще предали.
Ангелки, ангелки, вы сего
Не могли и узнать отреченья,
Тратно днесь под Звездой волховство,
Рдятся лихо архангелы мщенья.
В Амстердаме иль Вене горят
Их лихие венечья-головки,
С нами суе быки говорят,
Суе ищут царей худокровки.
Нищих Господе всё обелит,
Маком полны сиянные мехи,
В рае светлом сех ждать повелит,
Над купами расцвечивать стрехи.
Только раз нам и было дано
Речь псаломы о святой любови.
Дальше смерти ея полотно
Пролегло, не смотри в эти нови.
Жизнь избыта, а кровь не стереть,
Слез потир поднесут лишь Иуде,
Мы ж пребудем: гореть и гореть
Краской славы на битом сосуде.
Яков Есепкин
ПОТИР
Нашу веру на перстне зола
Выжгла в цвете меж гнилью и златом,
Лжи вовек повелев зеркала
Возвышать европейским закатом.
Кипарисовый ветхий ларец
Августовское брашно лелеет,
У демонов алмазный венец,
Челядь их ни о чем не жалеет.
А о чем и о ком на земле
Сожалеть под чарующей сенью,
И персты, и алмазы в золе,
Мрак цимнийский ли -- путь ко спасенью.
Все равно и не станут жалеть
Онемевших пиитов, алмазы
Для того воздают, чтоб алеть
С ними вместе могли верхолазы.
Глянь, Летиция, нощь всепуста,
Никого, ничего, аще благо
Выйдем к раям гулять, их врата
Нам откроет Иурий Живаго.
Нет во червной персти золотых
Десных смертников, нет псалмопевцев,
Что искать с огонями святых,
Пусть орешки глядят у деревцев.
Злобно демонов хоры поют,
Наши ангели к нам опоздали,
Соалмазные эти куют
Всем венечия, аще предали.
Ангелки, ангелки, вы сего
Не могли и узнать отреченья,
Тратно днесь под Звездой волховство,
Рдятся лихо архангелы мщенья.
В Амстердаме иль Вене горят
Их лихие венечья-головки,
С нами суе быки говорят,
Суе ищут царей худокровки.
Нищих Господе всё обелит,
Маком полны сиянные мехи,
В рае светлом сех ждать повелит,
Над купами расцвечивать стрехи.
Только раз нам и было дано
Речь псаломы о святой любови.
Дальше смерти ея полотно
Пролегло, не смотри в эти нови.
Жизнь избыта, а кровь не стереть,
Слез потир поднесут лишь Иуде,
Мы ж пребудем: гореть и гореть
Краской славы на битом сосуде.
Напиcана великая книга: Яков Есепкин "Космополис Архаики". Любая помощь в её издании будет принята с благодарностью. Контакт: silvermodern@gmail.com
-
Автор темыLeda
- Всего сообщений: 347
- Зарегистрирован: 29.03.2013
- Образование: высшее гуманитарное
- Откуда: Беларусь
Re: Яков Есепкин Готическая поэзия
Яков Есепкин
Сафо
Ослеплены свеченьем тусклых лет,
Склонялись мы пред огнищем порока,
Но очи буде горний фиолет
Обвел -- сия не гаснет поволока.
В Элизиуме темный пурпур астр
И образы Руфь пестовала взором,
Серебряные гаты Зороастр
Гранил ее алмазным разговором.
Сновиждений тех краска тяжела
И стерта, аки погребное злато,
Небесная молитва истекла,
Теперь вовек не зрети нам, что свято.
Не зреть когда и нечего жалеть,
Елико это вижденье лукаво,
Мы сами цвет несем и уцелеть
Меж черемниц светясь адничных, право,
Сложней, чем показаться может, им
Претит колес высотных обозренье,
А башни с лепоцветием благим
Страшны и вовсе, тусклое их зренье
Иных картин достойно, посему,
Тем паче наши спутницы юродны
Временные, оставим их чуму
Владелицам, где домы благородны,
Резон какой заразу прививать,
Летит она пускай на оба дома,
Смертям двоим, Фаустус, не бывать,
Одна тебе и мне уже знакома,
Коль с нами вместе чермы дивный свет
Лазурный соглядать сейчас потщились,
Мы сами б возалкали, тьмы корвет
Их прах неси подальше, как решились
Гулянье с черемами совершить,
Отвесть за небоцарствие сиречных
И тем задачку вечную решить,
Закрыть одну теорию из вечных
Теорий, впрочем, все одна другой
Оне, известно мудрым, стоят, паче
Их чаяний, дадим теперь благой
Знаменье небоцветности, иначе
Прогулки наши мрачных свеч витых
В серебряных и червенных тесемах
Не будут стоить, троллей и пустых
Лукавниц, пустотелых черм в Эдемах
И так страшатся эльфы белых чар,
Одесные иные средоточья,
Нельзя отвадить сумрачных волчар
Молочных агнцев, буде полуночья
Готовы новолунные огни,
Секрет открыть еще, помимо смысла
Всездравого внушают нам одни
Черемы неоправданные числа,
Урочные для нечисти балов,
И путают сознательно картину,
Селена лишь выводит из углов
Некрылых, озлащает паутину
Плетенную, а полная она
Иль новая, неважно, эти балы
Порхают внеурочно, нам луна
Мила всегда, каморные подвалы
И те пронзает огнем золотым,
Но хватит отступлений нелиричных,
Наш замысел успенным и святым
Без слов понятен, знаков и вторичных
Яснений не хотят сии, вернуть
На небы из адниц избранных раем
Беремся, значит, благо преминуть
Гордыню и брезгливость, умираем
Хоть с чермами, но есть и в этом свой
Лазурный правый умысел, их лядность
Избудем в небоцарствии, живой
Пусть ведает о мертвом, неоглядность
Вселенская для челяди темна,
А царичам дарует упованье,
Безумствуй, желтомлечная луна,
Великое нас ждет соборованье,
Любили мало Грозного, уж он
Знал цену смерти, казни родовые
Оставим Иродам, навеет сон
Безумец ли, Селена, как живые
Не могут смертных истин обрести,
Вперед, гуляем ныне, мертвых любит
Сильнее чернь убогая, тлести
Иль царствовать, а ведьма не погубит
Небесности виждителей, тому
Искать равенств тождественных не станем,
Привьют хотя бубонную чуму,
Балы земные с водкою вспомянем,
Имбирь, корицу, тмин, еще мускат,
Сунели, куркуму, пион, базилик,
Жасмин сюда бросайте, адвокат
Диавола не прадо носит, филик
Любой парижский, чопорной Москвы
Столетья позапрошлого Фандорин
Вам это подтвердит охотно, вы
Не видели, но дьявольских уморин
Хватится не на то, когда балы
Гремят и снаряжаются чермницы
За нами, должно баловать столы
Питья великолепием, ночницы
Желтушные сверкают пусть, свечей
На конусных подставах собираем
Огнем витую рать, чем горячей
Сиянье, тем одесней, умираем
Единожды, урок такой пример
Являет и Манон, и Мессалине,
Калигуле избавиться химер,
Смотри опять, непросто, бойной глине,
Обитому серебру, хрусталю,
Раскрашенному в стразы, всякой царской
Великой прежде утвари, велю
Я, Фаустус, целиться, чтоб варварской
Испробовать честной текилы той,
Не знающей ароматов коньячных,
Этиловых спиртов ли, золотой
Очищенной нектарности, призрачных
И нежных добавлений (скипидар
И лак для снятья красных перманентов
C ногтей, обувный крем и солнцедар,
И жимолости ветвь, экспериментов
Оставим пальму Веничке, сюда
Не входят), неги нощно ли убудет,
Роится закаминная чреда
Демонов и греховниц пусть, не будет
Без нас ни пирования, ни треб,
Алхимикам даем карт-бланш, патины
Вековые их ждут, в серебро хлеб
Пускай преображают, а рутины
Довольствуют царские мертвецы,
Успенные пажи да камеристки,
Сюда и парфюмерные скопцы
Сойдут, а с ними регенты, хористки
Церковей ложных, водки им свечной
Прелить черед, за конусные блики
Пора, пора и нам от неземной
Беспечности мелькнуть, зане велики
Мы были и останемся, Фауст,
Но ад червных образниц тенедарство
Опасно простирает, яко пуст
Коллегиум замковый, это царство
Не нам теперь обязано дарить
Столовскую возвышенность, колодки
Не нам опять, гишпанцев ли корить
За тяжесть сапогов, черемной водки
Алкать кому, чермам самим, круги
С девятого по первый Дант лукаво
Пока живописует, сапоги
Хоть скинем, завести сии, всеправо,
Далече могут, воя не боясь
Неречниц, гасим, Фауст милый, эти
Виющиеся огни, растроясь,
Они тлееть устанут в адской нети.
Сион, еще Поклонная гора
Таят свои холодные скрижали,
Нас ждут и в Христиании, пора
Тех встретить, коих слогом поражали.
Для нас урочат вечности гонцы
Лишь алые готические латы,
Страдают Букингемские дворцы
Без царских наших теней, у Гекаты
Пускай растят гусей дурных и кур,
Одни спасали Рим, других колечья
Певцов травили в мире, Эпикур
Печальный мог бы с блеском велеречья
Им вынести комический вердикт,
А, впрочем, пусть колодницам на пару
Годуются, их глупость Бенедикт
Еще предъявит городу, тиару
Высокую черед церковным петь,
А нам друзей великих зреть в Эдемах,
Должны невесты белые успеть
И донн алмазных очи на големах
Должны теперь, зане протекторат
Господний всем благим повелевает
Молчать, остановиться и карат
Слезы оставить времени, бывает
Оно всегда угодным палачам,
Певцам иные области и царства
Даруются, как маковым свечам
И здесь гореть нельзя, свои мытарства
В парафиях незримых совершим,
Обман парижской мессы не достоин,
Я знаю, рая нет, когда решим
Вернуться, инок Божиий иль воин
В десятом измеренье встретит чад,
Чтоб вывести на торную дорогу,
За Рейном нет ли персти, вечный град
Над небами внемлет Царю и Богу.
Мы бисером сребрили невода,
Вальпургиевка нас упоевала,
Метохии иль Персии Звезда
Светила псалмопевцам, воевала
Герника с Аваддоном, а певец,
Быть может, Шиллер пламенный, Вергилий
Готовил небоцарствиям венец,
Юнид сводя к офортам надмогилий.
Сафо
Ослеплены свеченьем тусклых лет,
Склонялись мы пред огнищем порока,
Но очи буде горний фиолет
Обвел -- сия не гаснет поволока.
В Элизиуме темный пурпур астр
И образы Руфь пестовала взором,
Серебряные гаты Зороастр
Гранил ее алмазным разговором.
Сновиждений тех краска тяжела
И стерта, аки погребное злато,
Небесная молитва истекла,
Теперь вовек не зрети нам, что свято.
Не зреть когда и нечего жалеть,
Елико это вижденье лукаво,
Мы сами цвет несем и уцелеть
Меж черемниц светясь адничных, право,
Сложней, чем показаться может, им
Претит колес высотных обозренье,
А башни с лепоцветием благим
Страшны и вовсе, тусклое их зренье
Иных картин достойно, посему,
Тем паче наши спутницы юродны
Временные, оставим их чуму
Владелицам, где домы благородны,
Резон какой заразу прививать,
Летит она пускай на оба дома,
Смертям двоим, Фаустус, не бывать,
Одна тебе и мне уже знакома,
Коль с нами вместе чермы дивный свет
Лазурный соглядать сейчас потщились,
Мы сами б возалкали, тьмы корвет
Их прах неси подальше, как решились
Гулянье с черемами совершить,
Отвесть за небоцарствие сиречных
И тем задачку вечную решить,
Закрыть одну теорию из вечных
Теорий, впрочем, все одна другой
Оне, известно мудрым, стоят, паче
Их чаяний, дадим теперь благой
Знаменье небоцветности, иначе
Прогулки наши мрачных свеч витых
В серебряных и червенных тесемах
Не будут стоить, троллей и пустых
Лукавниц, пустотелых черм в Эдемах
И так страшатся эльфы белых чар,
Одесные иные средоточья,
Нельзя отвадить сумрачных волчар
Молочных агнцев, буде полуночья
Готовы новолунные огни,
Секрет открыть еще, помимо смысла
Всездравого внушают нам одни
Черемы неоправданные числа,
Урочные для нечисти балов,
И путают сознательно картину,
Селена лишь выводит из углов
Некрылых, озлащает паутину
Плетенную, а полная она
Иль новая, неважно, эти балы
Порхают внеурочно, нам луна
Мила всегда, каморные подвалы
И те пронзает огнем золотым,
Но хватит отступлений нелиричных,
Наш замысел успенным и святым
Без слов понятен, знаков и вторичных
Яснений не хотят сии, вернуть
На небы из адниц избранных раем
Беремся, значит, благо преминуть
Гордыню и брезгливость, умираем
Хоть с чермами, но есть и в этом свой
Лазурный правый умысел, их лядность
Избудем в небоцарствии, живой
Пусть ведает о мертвом, неоглядность
Вселенская для челяди темна,
А царичам дарует упованье,
Безумствуй, желтомлечная луна,
Великое нас ждет соборованье,
Любили мало Грозного, уж он
Знал цену смерти, казни родовые
Оставим Иродам, навеет сон
Безумец ли, Селена, как живые
Не могут смертных истин обрести,
Вперед, гуляем ныне, мертвых любит
Сильнее чернь убогая, тлести
Иль царствовать, а ведьма не погубит
Небесности виждителей, тому
Искать равенств тождественных не станем,
Привьют хотя бубонную чуму,
Балы земные с водкою вспомянем,
Имбирь, корицу, тмин, еще мускат,
Сунели, куркуму, пион, базилик,
Жасмин сюда бросайте, адвокат
Диавола не прадо носит, филик
Любой парижский, чопорной Москвы
Столетья позапрошлого Фандорин
Вам это подтвердит охотно, вы
Не видели, но дьявольских уморин
Хватится не на то, когда балы
Гремят и снаряжаются чермницы
За нами, должно баловать столы
Питья великолепием, ночницы
Желтушные сверкают пусть, свечей
На конусных подставах собираем
Огнем витую рать, чем горячей
Сиянье, тем одесней, умираем
Единожды, урок такой пример
Являет и Манон, и Мессалине,
Калигуле избавиться химер,
Смотри опять, непросто, бойной глине,
Обитому серебру, хрусталю,
Раскрашенному в стразы, всякой царской
Великой прежде утвари, велю
Я, Фаустус, целиться, чтоб варварской
Испробовать честной текилы той,
Не знающей ароматов коньячных,
Этиловых спиртов ли, золотой
Очищенной нектарности, призрачных
И нежных добавлений (скипидар
И лак для снятья красных перманентов
C ногтей, обувный крем и солнцедар,
И жимолости ветвь, экспериментов
Оставим пальму Веничке, сюда
Не входят), неги нощно ли убудет,
Роится закаминная чреда
Демонов и греховниц пусть, не будет
Без нас ни пирования, ни треб,
Алхимикам даем карт-бланш, патины
Вековые их ждут, в серебро хлеб
Пускай преображают, а рутины
Довольствуют царские мертвецы,
Успенные пажи да камеристки,
Сюда и парфюмерные скопцы
Сойдут, а с ними регенты, хористки
Церковей ложных, водки им свечной
Прелить черед, за конусные блики
Пора, пора и нам от неземной
Беспечности мелькнуть, зане велики
Мы были и останемся, Фауст,
Но ад червных образниц тенедарство
Опасно простирает, яко пуст
Коллегиум замковый, это царство
Не нам теперь обязано дарить
Столовскую возвышенность, колодки
Не нам опять, гишпанцев ли корить
За тяжесть сапогов, черемной водки
Алкать кому, чермам самим, круги
С девятого по первый Дант лукаво
Пока живописует, сапоги
Хоть скинем, завести сии, всеправо,
Далече могут, воя не боясь
Неречниц, гасим, Фауст милый, эти
Виющиеся огни, растроясь,
Они тлееть устанут в адской нети.
Сион, еще Поклонная гора
Таят свои холодные скрижали,
Нас ждут и в Христиании, пора
Тех встретить, коих слогом поражали.
Для нас урочат вечности гонцы
Лишь алые готические латы,
Страдают Букингемские дворцы
Без царских наших теней, у Гекаты
Пускай растят гусей дурных и кур,
Одни спасали Рим, других колечья
Певцов травили в мире, Эпикур
Печальный мог бы с блеском велеречья
Им вынести комический вердикт,
А, впрочем, пусть колодницам на пару
Годуются, их глупость Бенедикт
Еще предъявит городу, тиару
Высокую черед церковным петь,
А нам друзей великих зреть в Эдемах,
Должны невесты белые успеть
И донн алмазных очи на големах
Должны теперь, зане протекторат
Господний всем благим повелевает
Молчать, остановиться и карат
Слезы оставить времени, бывает
Оно всегда угодным палачам,
Певцам иные области и царства
Даруются, как маковым свечам
И здесь гореть нельзя, свои мытарства
В парафиях незримых совершим,
Обман парижской мессы не достоин,
Я знаю, рая нет, когда решим
Вернуться, инок Божиий иль воин
В десятом измеренье встретит чад,
Чтоб вывести на торную дорогу,
За Рейном нет ли персти, вечный град
Над небами внемлет Царю и Богу.
Мы бисером сребрили невода,
Вальпургиевка нас упоевала,
Метохии иль Персии Звезда
Светила псалмопевцам, воевала
Герника с Аваддоном, а певец,
Быть может, Шиллер пламенный, Вергилий
Готовил небоцарствиям венец,
Юнид сводя к офортам надмогилий.
Напиcана великая книга: Яков Есепкин "Космополис Архаики". Любая помощь в её издании будет принята с благодарностью. Контакт: silvermodern@gmail.com